Весь обратный путь он плакал не переставая и отказывался вернуться в дом к матери. Поэтому я убедила его зайти ко мне в «Пера Палас», где и попыталась узнать причину его безнадежной скорби, так как мне казалось, что смерть братьев не может служить оправданием его намерения. Наконец он прошептал:
– Да, вы правы: это не смерть братьев. Это Сильвио.
– Кто такая Сильвио и где она? – спросила я.
– Сильвио – самое прекрасное существо в мире, – отвечал он. – Он здесь в Константинополе со своей матерью.
Узнав, что Сильвио – юноша, я была несколько поражена, но я много изучала Платона, считаю его «Федра» самой совершенной песней любви, когда-либо написанной, и поэтому не была так возмущена, как были бы другие. Я нахожу, что высшая любовь является чисто духовным горением и не зависит от пола.
Но я решила спасти Рауля любой ценой и потому, не говоря ничего лишнего, спросила:
– Какой номер телефона у Сильвио?
Вскоре я услышала в трубке голос Сильвио – нежный голос, казалось, исходивший от мягкой души. «Вы должны немедленно приехать сюда», – заявила я.
Юноша не заставил себя ждать. Ему было лет восемнадцать, и он был прекрасен, словно Ганимед, когда последний смутил покой самого великого Зевса. Мы пообедали и провели вечер вместе. Позже я имела радость увидеть на балконе, выходящем на Босфор, Рауля и Сильвио в нежной, интимной беседе, что меня убедило, что жизнь Рауля на этот раз спасена. Я протелефонировала его матери, чтобы сообщить ей об успешном окончании моих хлопот. Бедная женщина была вне себя от радости и не знала, как меня благодарить.
Прощаясь с друзьями в этот вечер, я почувствовала, что сделала благое дело, избавив красивого юношу от смерти, но несколько дней спустя мать снова ко мне пришла в отчаянии.
– Рауль опять уединился в Сан-Стефано. Вы должны его спасти.
Я подумала, что это уже слишком, но не могла устоять против мольбы матери. Но на этот раз, боясь качки, рискнула поехать на автомобиле. Затем я вызвала Сильвио и приказала ему ехать со мной.
– В чем дело? Чем вызвано это безумие? – спросила я его.
– Видите ли, – отвечал Сильвио, – я, конечно, люблю Рауля, но не так сильно, как он меня, и он считает, что лучше ему не жить.
Мы выехали на закате солнца и после ужасной тряски и подбрасывания остановились у виллы в Сан- Стефано. Мы снова атаковали ее и снова отвезли меланхоличного Рауля обратно в гостиницу, где до поздней ночи вместе с Пенелопой обсуждали, как найти действительное средство, чтобы вылечить юношу от его странной болезни. На следующий день мы с Пенелопой забрели в темный узенький переулок. Там Пенелопа заметила объявление, написанное на армянском языке – этот язык был ей знаком – и гласившее, что здесь принимает гадалка. «Посоветуемся с ней», – предложила Пенелопа.
Мы вошли в старый дом, поднялись по витой лестнице, и, пройдя по длинным коридорам с осыпающимися комьями грязи, нашли в отдаленной комнате очень древнюю старуху, сидевшую над котлом, из которого неслись странные запахи. Она была армянкой, но говорила по-гречески, и Пенелопа могла ее понять. Старуха рассказала нам, как во время последней резни армян она в этой самой комнате была свидетельницей убийства всех своих сыновей, дочерей и внуков до последнего ребенка и стала с этой минуты ясновидящей, получив дар узнавать будущее.
– Что ждет меня в будущем? – спросила я через Пенелопу.
Старуха некоторое время всматривалась в пар, поднимавшийся из котла, а затем произнесла слова, которая Пенелопа тут же перевела.
– Она вас приветствует как дочь солнца. Вы посланы на землю, чтобы дать много радости людям. Из этой радости возникнет целый культ. После многих странствий, к концу вашей жизни, вы построите храмы по всему миру. С течением времени вы вернетесь и в этот город, где вы также построите храм. Все эти храмы будут посвящены красоте и радости, потому что вы дочь солнца.
В то время это поэтическое пророчество показалось мне очень диким. Пенелопа в свою очередь попросила ей погадать.
Старуха стала говорить, и я заметила, что Пенелопа побледнела и казалась очень испуганной.
– Что она говорит? – спросила я.
– То, что она говорит, меня очень беспокоит, – ответила Пенелопа. – Она говорит, что у меня есть ягненок, она, вероятно, имеет в виду моего мальчика Меналкаса. Она говорит, что я мечтаю еще об ягненке, вероятно, это дочь, которую я так хочу иметь, но что это желание никогда не исполнится. Я будто бы скоро получу телеграмму, что любимый мною человек тяжело болен, а другой находится при смерти. А затем, – продолжала Пенелопа, – моя жизнь будет коротка, я предамся последнему размышлению на возвышенном месте и покину этот мир.
Пенелопа была сильно потрясена. Дав старухе немного денег и простившись с нею, она схватила меня за руку и почти бегом бросилась по коридорам, вниз по лестнице, пока не очутилась на узкой улице, где мы сели в экипаж и поехали обратно в гостиницу. Когда мы вошли, швейцар подал нам телеграмму. Пенелопа в полуобмороке склонилась ко мне на плечо, и мне пришлось отвести ее в номер, где я распечатала телеграмму. Она гласила: «Меналкас очень болен. Раймонд очень болен. Приезжайте немедленно».
Бедная Пенелопа была в отчаянии. Поспешно упаковав вещи в чемоданы, я спросила, когда идет следующий пароход в Санта-Кваранту. Швейцар отвечал, что на закате солнца. Но даже в этой суматохе я вспомнила мать Рауля и написала ей: «Если вы хотите спасти сына от угрожающей ему опасности, вы должны немедленно услать его из Константинополя. Не спрашивайте меня – почему, но если возможно, привезите его на пароход, которым я уезжаю сегодня в пять часов дня».
Я не получила ответа, но, когда пароход готовился отчалить, появился Рауль, бледный и похожий на мертвеца, и с чемоданом в руках быстро поднялся по сходням. Я спросила его, есть ли у него каюта или билет, но он не подумал ни о том, ни о другом. Но пароходы на востоке удобны, а капитаны любезны, и мне удалось устроить Рауля в салоне занимаемого мною помещения.
Прибыв в Санта-Кваранту, мы нашли Раймонда и Меналкаса, лежащих в лихорадке. Я употребила все усилия, чтобы убедить Раймонда и Пенелопу покинуть мрачную Албанию и вернуться со мной в Европу. Я даже прибегла к помощи пароходного доктора, но Раймонд отказался бросить своих беженцев и свой поселок, а Пенелопа, конечно, не пожелала расстаться с ним. Поэтому я была вынуждена оставить их на унылой скале под защитой маленькой палатки, которую немилосердно трепал настоящий ураган.
Пароход продолжал свой путь в Триест. Рауль и я были глубоко несчастны, и юноша не переставал плакать. Я телеграфировала, чтобы мой автомобиль встретил нас в Триесте, так как мне была неприятна встреча с другими пассажирами в поезде, и мы двинулись на север через швейцарские горы. Мы остановились на некоторое время у Женевского озера. Оба, углубленные в собственное горе, мы являлись странной парой и, может быть, поэтому находили удовольствие в обществе друг друга. Целыми днями мы катались в лодке по озеру, пока я наконец не добилась от Рауля торжественной клятвы, что ради матери он никогда не наложит на себя рук. И вот как-то утром я проводила его на вокзал. Он вернулся в свой театр, и с тех пор я его никогда не видела, но слышала позднее, что он сделал блестящую карьеру и производил большое впечатление своим исполнением роли Гамлета. Я его хорошо понимала, так как кто бы мог произнести строки «Быть или не быть?» с большим пониманием, чем бедный Рауль? Но он был очень молод и, надеюсь, с тех пор нашел счастье.
Оставшись одна в Швейцарии, я предалась чувству усталости и меланхолии. Я не могла долго оставаться в одном месте и, мучимая тоской, путешествовала в автомобиле по всей Швейцарии, пока наконец, подчиняясь непреодолимому порыву, не поехала обратно в Париж. Я была совершенно одна, так как не выносила общества людей. Даже брат Августин, присоединившийся ко мне в Швейцарии, не мог на меня повлиять. Я дошла до такого состояния, что самый звук человеческого голоса был мне отвратителен, а люди, входившие в мою комнату, казались неживыми и далекими. И вот ночью я подъехала к дверям своего парижского дома в Нельи. Все было пустынно, и только у ворот в сторожке жил старик, присматривавший за садом.
Я вошла в свое обширное ателье, и на мгновение вид моих голубых занавесей напомнил мне искусство и мою работу, и я решила попытаться вернуться к ней. С этой целью я послала за моим другом и
