— Как… — начал Уолли и сразу же нашел ответ, — из лука? — К луку и стрелам воины питали особое отвращение.
Откусывая кусочек пирога, жрец кивнул.
— Думаю, что так. Или просто превосходство в силе. За долгие годы многие паломники попадали в засаду на этом пути. Конечно, охрана должна обеспечивать безопасность, но боюсь, что в последнее время собаки стали охотиться вместе с волками. У переправы поставлен конный дозор, чтобы сведения о важных гостях поступали в храм немедленно. Но есть подозрения, что эти сообщения передавались не тем, кому следует, и самых богатых приношений мы не получили.
Уолли собирался поговорить о своем задании или о той загадке, что загадал ему бог, но он не думал, что речь пойдет о неминуемой опасности.
— Но при чем тут я? — спросил он. — Я ведь иду из города, а не в город. Или эти темные личности захотят отомстить за смерть Хардуджу?
— Нет, вряд ли. — Хонакура машинально подлил себе вина. — Их интересует нажива, а не дела чести. Но вы говорили о мече, позвольте же взглянуть на него.
Уолли вынул из ножен седьмой меч, и жрец стал его рассматривать. В отличие от оружейника и воинов, его мало заинтересовал сам клинок, но эфес он осмотрел внимательно и восхищенно пробормотал что-то. Он потрогал огромный сапфир и взглянул на зажим для волос.
— Да, — сказал он наконец — Я полагаю, этот меч — самая ценная движимость во всем Мире.
Уолли чуть не поперхнулся кислым вином.
— У кого хватит средств, чтобы его купить? — спросил он. — И кто захочет это сделать?
— Грифон — символ королевской власти, — произнес Хонакура с презрением. — Короли правят в десятках, если не в сотнях городов. И любой из них купил бы этот меч, практически за любую цену, с тем, конечно, чтобы потом компенсировать затраты. — Его лицо потемнело. — Конечно, и храм купил бы его. Некоторые мои коллеги стали бы говорить, что Ее мечи должны храниться здесь… А вам придется пройти с ним через этот переход.
Даже не обращаясь к сутрам, Уолли понял, что ситуация складывается очень сложная. Неплохо было бы зафрахтовать самолет для переправы.
— Значит, мне понадобится сопровождение?
По лицу Хонакуры ничего нельзя было понять.
— Конечно, вы можете обратиться за помощью к достопочтенному Тарру…
Уолли скептически поднял бровь, и жрец вздохнул с явным облегчением. Стало ясно, что о Тарру они придерживаются одного и того же мнения, но этикет не позволяет им высказывать этого вслух.
— А кроме Тарру?.. — спросил Уолли.
Хонакура задумчиво покачал головой.
— Не знаю, светлейший! Ведь воины не обсуждают друг друга, и это понятно. В худшем случае, большинство из них — лишь невольные соучастники. Они просто подчинялись приказам, пока в этих приказах не было очевидного нарушения закона. Все нарушения правил чести они приписывали только правителю. А что им оставалось делать? Говорят, конечно, что некоторые осужденные узники так и не попали на Поляну Милосердия.
— Их выкупили? — спросил Уолли. Рассказ об этой повсеместной коррупции не оставил его равнодушным, и он чувствовал, как в глубинах души уже просыпается гнев Шонсу. — Но вы ведь следите за казнью со ступеней храма и можете сосчитать…
— Надо полагать, просто каменные глыбы, терпеливо объяснял Хонакура.
— Ведь к храму возвращаются не все тела. И сейчас опасность для вас представляют те воины, которые глубже прочих погрязли во взятках.
— Их что, мучает совесть? — спросил Уолли. — Они, наверное, боятся нового правителя, новую метлу. Прошлые грехи повлекут за собой новые преступления?
Хонакура кивнул и улыбнулся, довольный тем, что Шонсу не собирается пускаться в рассуждения о воинской чести.
Несколько минут ни один звук не нарушал журчания воды и гудения пчел…
— Значит, первый вопрос, — сказал Уолли, — «когда». — Он взглянул на свои перевязанные ноги. — А это зависит от того, когда я снова смогу спокойно ходить. Тут потребуется неделя, а вероятно, и две — в таком состоянии отправиться в путь было бы просто безумием. Вопрос второй: следует ли мне открыто объявить, что я ухожу, или же стоит делать вид, что я — преемник Хардуджу? — Он помолчал. — Вряд ли нам удастся поддерживать эту легенду долгое время, да, наверное, и не стоит.
— Вы правы, светлейший, это противоречит законам чести, — жрец кивнул.
Уолли пожал плечами.
— Тогда давайте будем честными. Я — обыкновенный гость и, значит, не опасен, а следовательно, и мне ничто не может угрожать. Это как раз то, что нам нужно, да? Итак, я должен держаться на виду, демонстрировать всем свою хромоту, но в то же время искать надежных людей в охране. А потом, наверное, мне следует внезапно исчезнуть, не сказав никому ни слова. Старик просто сиял. В своем кресле он был похож на птичку в клетке из ивовых прутьев. — Однако, как мне кажется, — продолжал Уолли, — нужно быть начеку, избегать темных улиц, не есть в одиночестве и запирать на ночь дверь.
Хонакура от восторга потирал руки.
— Прекрасно, светлейший. — Видимо, он всегда считал Уолли горой мускулов с точными рефлексами, и ему было приятно видеть, что этот воин не приравнивает осторожность к трусости. — До Дня Воинов осталось чуть больше двух недель. Я полагал, что именно тогда мы проведем официальную церемонию введения вас в должность правителя. Но поскольку этого не будет, может быть, стоит отслужить особую службу для благословения вашей миссии? Это еще одна гарантия вашей безопасности.
Он немного подумал и потом добавил:
— Простите, пожалуйста, мою самоуверенность, светлейший Шонсу, но я хотел бы сказать, что очень рад познакомиться с воином, который не боится поступать нетрадиционно. Я не знаю, какого противника приготовила вам Богиня, но думаю, ему будет от чего прийти в недоумение, — Хонакура усмехнулся.
В своих поступках Уолли руководствовался здравым смыслом и некоторым знанием сутр — главным образом здравым смыслом. Очень помогало и боевое искусство — его основное занятие; вот почему удивление жреца показалось ему и оскорбительным, и смешным. «Ты мыслишь не так, как Шонсу…»
— У меня есть племянник, целитель, — сказал Хонакура, — на него вполне можно положиться. Он продлит ваше выздоровление настолько, насколько будет необходимо.
— Я буду платить вашему племяннику по дням, — серьезно заявил Уолли, в ответ ему обнажились старческие десны. — Но скажите, священный, уж если Богиня ввязалась во всю эту историю, неужели Она в минуту опасности не защитит меня?
Веселость Хонакуры мгновенно исчезла. Он погрозил Уолли пальцем.
— Значит, вы не до конца поняли урок о чудесах! Вы воин высокого ранга, а стало быть, и стратег. Поставьте себя на Ее место. Вы посылаете своего лучшего человека, он терпит поражение, роковое поражение: вы сами так сказали. Что же из этого следует?
Уолли подавил чуть было не сорвавшуюся с языка резкость.
— Трудно сказать: я ведь не знаю, в чем заключалось его задание.
Может быть, Шонсу потерял армию? Или не выдержал нападения врага — кем бы ни был этот враг?
— В любом случае, — ответил жрец, — вы бы не хотели, чтобы такое повторилось, да? И что вы станете делать? Вы посылаете нового человека, а если и он терпит поражение, то еще одного? Конечно, возможности богов безграничны…
— Вы правы, священный, — сдался Уолли. Почему он сам не додумался до этого? — Следующего надо обучить, чтобы он не повторил ошибок первого.
— Или по крайней мере испытать, — добавил жрец. — И если он не сможет даже выбраться из храма…
Ему не пришлось заканчивать эту мысль.
— И даже если сможет, — угрюмо заметил Уолли. — В будущем его ждут новые испытания. Теперь я вижу — никаких чудес.
