– Ага! Очень предусмотрительно с ее стороны! Так мы наконец подошли к сути?
– Совершенно верно. Так вот, бог улыбнулся тогда своей божественной улыбкой и сказал: «Тогда выбери сама, каким даром могу я его наделить».
Шалиаль снова вздохнула, и даже в бесформенной хламиде послушницы это движение ее груди не утратило волнительности.
– И что твоя мать – я хотела сказать, Нугга, – что она ответила на это?
– Она ответила: «Я бы предпочла родить девочку».
Шалиаль широко раскрыла свои огромные темные глаза и облизнула алые губы.
– О! Не слишком ли бестактно с ее стороны?
– Действительно, бог пришел в некоторое замешательство. Он нахмурил брови в божественном гневе и сказал, что об этом надо было просить раньше. Поэтому Нугга смирилась с тем, что у нее будет сын, но попросила даровать ему способность предсказывать будущее.
Шалиаль тихо присвистнула.
– «Ты просишь слишком о многом, – сказал ей бог. – Дар предвидения редко дается людям и неминуемо приносит смертным столько горя, что я не пожелал бы такого своему ребенку».
– Но Нугга настояла?
– Боюсь, она повела себя довольно упрямо. И она хорошо знала свои права.
– «Ну ладно, – сказал бог вставая. – Он будет видеть будущее во сне, но в своей божественной милости я ограничу его дар так, чтобы он мог видеть только судьбы других людей и только тогда, когда он сможет использовать это, дабы предотвратить большую беду». И он исчез так же, как появился, – скрывшись в тумане.
В молельне воцарилась тишина – та тишина, которая обычно следует за завершением удачно рассказанной истории.
Я видел, что рассказ произвел впечатление на Шалиаль. Конечно, она была еще очень молода, и невинная красота ее – даже в слабом свете стоявшей у алтаря лампады – грела мое сердце. Огонек лампады затрепетал и заплясал, чего я до сих пор не замечал за ним…
– Так ты предсказываешь будущее? – спросила она.
– Мне снятся события, которые только еще должны произойти. Боги говорят со мной во сне, как со всеми нами, только со мной они, похоже, говорят более ясно.
– И я приснилась тебе? – спросила она, и снова щеки ее окрасились легким румянцем.
– Конечно, ты мне снилась, и не раз. Эти сны начались почти год назад, когда странствия мои завели меня в город под названием… гм… Плюньжаб.
– Я слышала про Плюньжаб, – сказала она хмурясь.
– Это другой Плюньжаб, гораздо дальше. Так вот, та ужасная беда, что увидел я во сне, не давала мне покоя, ибо знал я благодаря дару, унаследованному мною от бога, что никто, кроме меня, не в силах предотвратить ее. Поэтому я тотчас отправился искать вас. Долгим и тяжелым было мое путешествие, и по мере того, как приближался я сюда, сны становились все отчетливее и отчетливее.
Она сцепила руки, уставившись в них взглядом.
– И что поведали тебе твои сны?
– Они поведали мне о вашей красоте, само собой, и о юности, о невинности и добродетели. Еще они рассказали мне о тайной любви.
– О? – Стиснутые пальцы чуть побелели.
– Они поведали мне о предложенном вам ужасном выборе – Фатмониане и прочей шайке. Они показали мне, как вы отвергли их всех, как вас безжалостно выдернули среди ночи из родного дома и доставили сюда, в храм, с целью обречь на пожизненные лишения. Они поведали мне о плачущем верном возлюбленном, который так и не узнает, что случилось с женщиной, что владеет его сердцем.
– О! – Шалиаль продолжала избегать моего взгляда, но ее руки успокоились. Несколько обеспокоенный этим, я тем не менее продолжал:
– И они сказали мне, что я должен рискнуть своим благополучием и, быть может, даже жизнью и поспешить к вам с этими вестями. И наконец, они поведали мне, что я должен уговорить вас бежать немедленно, не теряя ни минуты, и доставить вас в надежные руки человека, что любит вас.
Наступила тишина. Я осмелился вытереть пот со лба. Мне показалось, что я выступил не так уж плохо, учитывая мою усталость. Все же мне пришлось довольно долго ждать ее ответа, и когда ответ наконец последовал, он был так тих, что я едва расслышал его.
– Причудливая вышла история.
– Но боги часто поступают причудливо. И ведь я представил доказательство того, что все это правда. Я ведь назвал вам имена тех четверых, которых предлагали вам на выбор, – четырех злых демонов, что ждут не дождутся занять в вашем сердце место подлинной любви. Как иначе я мог узнать их?
Шалиаль подняла наконец взгляд и внимательно посмотрела на меня.
– Если в жилах твоих течет почти чистый ихор, ты, должно быть, прожил уже сотни лет, словно первые смертные Золотого века?
– Отнюдь. Мне столько лет, сколько кажется на вид. Но конечно же, я надеюсь, что мне отпущено еще много сотен лет жизни.
– Судя по твоим поступкам, ты не слишком-то дорожишь ею.
– Значит, вы понимаете, чем я рискую ради вас.
– И ты хочешь, чтобы я бежала с тобой сейчас? С тобой и твоим неразговорчивым спутником?
– Вы должны, если только не хотите до конца жизни остаться погребенной в этом мавзолее. Эта ночь решает все. Время делать выбор.
– И куда мне идти?
– В объятия человека, которого вы любите и который любит вас.
– Ммм? – задумчиво протянула она. – Правда? Мне кажется, у меня есть еще один маленький вопрос.
– Так спрашивайте.
– Почему ты одет в коврик, украшавший стену отцовской конторы?
– Вы введены в заблуждение случайным сходством.
– Я сама ткала его.
– Жаль, что вы не сказали этого раньше, – не без досады проворчал я.
– Это могло бы что-то изменить?
– Могло.
– Даже твое происхождение? – Шалиаль Тарпит смерила меня взглядом, которому позавидовал бы даже ее папочка: холодным, как зимняя полночь, опасным, как клубок змей.
– Возможно, даже это, – вздохнул я.
– Мне кажется, я снова готова закричать.
– В таком случае, возможно, мне пора откланяться. Сколько у меня времени?
– Секунд пять-шесть.
– Не уверен, что этого хватит.
К счастью, в это мгновение из-за статуи Балора выступил Ториан.
15. История Ториана
– О! – только и сказала Шалиаль и уставилась на него широко раскрытыми глазами, прижав руки ко рту.
Как я, должно быть, уже говорил, у Ториана была впечатляющая фигура, квадратная угольно-черная борода и рваный шрам через всю грудь. И вообще он подавлял своими размерами. Подходя к нам, он не сводил глаз с Шалиаль. Даже усевшись, он продолжал подавлять размерами.
Они продолжали молча смотреть друг на друга.
Я решил, что крик откладывается – по крайней мере на некоторое время.
