голос дрожал.
— Есть ли что-нибудь в их защиту? — спросил Уолли, он был здесь и судьей, и свидетелем, ему предстояло стать еще и палачом.
Трио голосов взвыло от страха. Судя по голосам, пленники были совсем юными, но на них были набедренные повязки, значит, они считались уже взрослыми.
Потом один голос выделился из остальных:
— Они силой забрали наш корабль, милорд. Их было четверо. Мы других убили…
Уолли дал им возможность лгать. Потом объявил:
— Достаточно! Я нахожу вас виновными. Наступила тишина, прерываемая лишь рыданиями троих.
Уолли уже двинулся с места, когда Ннанджи положил ему руку на плечо:
— Дай это сделать мне, брат.
— Нет! Это доставит мне удовольствие!
Может, Ннанджи считал, что Уолли это будет неприятно, может, считал его неспособным на такие дела, но он яростно тряхнул головой, выдернул меч, мелькнув локтем. Маниакальный характер Шонсу тут же проснулся. Уолли Смит был смят приступом безумия. Он хотел разорвать этим убийцам глотки прямо своими пальцами.
Но Ннанджи продолжал просить:
— Пожалуйста, брат. Подари мне их.
— В сторону! — проревел Уолли.
Он ринулся между Томияно и Холийи и принялся полосовать мечом безоружных юнцов. Они громко кричали и пытались отбиваться руками. Он плохо видел и поэтому изрубил их в куски. Удовольствия ему это не доставило, но и сожаления тоже.
По праву старшего он говорил Полини слова прощания. Под конец его голос охрип, и он попросил Ннанджи отдать почести Арганари. Пока он слушал, глаза его заволокло слезами, он трясся, стараясь, чтобы в ночной тишине не были слышны рыдания.
Уолли видел, как вскипела Река, и пираньи завершили траурную церемонию.
Они ни слова не сказали об убийцах, но Река вскипела под ними так же, как и под честными людьми.
Некоторое время спустя Уолли смог овладеть собой.
— Что ты сделаешь с кораблем? — спросил он Томияно.
— Брошу. Кто-нибудь подберет.
Это не было на него похоже. Впрочем, Уолли знал, что торговый корабль не может буксировать другое судно, и для того, чтобы воспользоваться призом, семье придется разделиться. Таким образом, «Подсолнечник» оставляли на милость Богини.
С горьким чувством перебрался Уолли снова в шлюпку, пора было возвращаться. Расплывчатые проблески света указывали, где ждет их «Сапфир». Моряки молча медленно гребли.
Уолли сидел, спрятав лицо в ладони, снова разрешив течь слезам.
Во всем был виноват он один.
Он не понял послания… Нет, он не смог бы уберечь Полини. Чтобы оставить Пятого на борту «Сапфира», ему пришлось бы бросить ему вызов, может быть, состоялся бы поединок. Полини не стал бы отказываться от него, каким бы ни казался невозможным этот бой с Седьмым. Уолли ничего бы не оставалось, как убить его.
Он не мог бы уберечь Полини.
Но он мог хотя бы перебороть его ослиное упрямство, если бы настоял на переодевании.
Эти смерти никому не нужны.
Шестеро мужчин и мальчик убиты только ради того, чтобы Ннанджи получил заколку?
Зачем? О милосерднейшая Богиня, зачем?
Глава 7
Брота держала в руках фонарь. Уолли знал, что на корабле есть такая вещь. Один за другим поднялись они на палубу и были сразу окружены людьми с встревоженными лицами. Рассказ их был сух и короток. Комментариев он не вызвал. Мир был суров, внезапная жестокая смерть не была неожиданностью для плывущих на борту «Сапфира», но теплых чувств здесь к ней не питали.
Уолли положил руку на плечо Ннанджи.
— Этой ночью мы с тобой встанем на вахту, — сказал он.
Час назад это заявление было бы немыслимо. Теперь же Ннанджи только кивнул и, обняв Тану, проводил ее.
«Брачная ночь», — подумал с горечью Уолли. Килт его казался более сырым, чем другие вещи. Он перепачкался в крови — ужасная мета. Но он странным образом гордился ею, ненавидел ее и решил не смывать до утра.
Мальчишество, конечно: «По смотри, что ты наделала, Богиня?» Он прошел в одиночестве на палубу, фонарь позади него погас.
Как он теперь сможет служить таким богам? Где теперь его вера? В темноте за спиной ему мерещилось лицо этого задумчивого, обаятельного мальчика. Дрожащий голосок подростка звучал в его ушах.
Зачем? Зачем? Как я могу знать, чего Ты от меня хочешь?
Доверие к богам означает доверие к их делам… Колдуны тоже убийцы.
Да многим ли лучше их воины?
На чьей он стороне?
Это была огромная, величайшая из его проблем. Хочет ли он встать во главе сбора, если его о том попросят?
Последняя часть загадки Бога:
Ему предстоит вернуть меч Богине в Ее храме в Касре, и неизбежность, быть может, заключается в том, что он должен повести сбор. Взяв себе некоторое количество добрых рубак-воинов, Шонсу вполне может оставаться на «Сапфире», превратившись в морского волка.
Но даже найдя решение, понимал он, не удастся обмануть себя. Владение седьмым мечом — это что- то вроде собственнических прав на Мону Лизу или на Тадж Махал. Он не собирался с ним расставаться, даже если Сама Богиня восстанет из Своей Реки и потребует его обратно. Он пойдет в храм, но вернется оттуда с мечом. Когда ему приходится покидать корабль, Ннанджи сторожит его для него, и умрет, спасая его. Получив такой вожделенный предмет в руки, почти любой воин Мира постарается скрыться вместе с ним. Ннанджи, конечно, такое и в голову не придет.
Таким образом, Уолли может умереть, сжимая его в руке, в чем он и клялся. Через несколько лет, когда притупится его реакция, на него посыпятся вызовы, честолюбивые и алчные… в них не будет недостатка, и однажды один из них добьется успеха.
Из темноты возникла Джия с накидкой в руках. Он пробормотал слова благодарности и набросил ее на плечи, скрываясь от холодных капель тумана. Глаза его стали зорче вглядываться во тьму. Хотя вряд ли
