На сцене Нерон держался по строго заведенным правилам, не отступая ни от одного из них: ни разу не присел, чтобы передохнуть, пот стирал, обходясь без платка, пользуясь только своей одеждой, тщательно следил за тем, чтобы из ноздрей и рта не было никаких выделений, ни на секунду не забывая о том, что кифаредам строжайшим образом запрещено сморкаться и сплевывать перед зрителями.
Римская чернь была в восторге и без конца вызывала императора на сцену. Вынужденный вновь подняться на подмостки, Нерон спел «Аттиса» и «Вакханок», потребовавших от него большого искусства, так как оба произведения отличались стремительным ритмом и сложным музыкальным рисунком. Принцепс великолепно справился со своей задачей, бесподобно передав исступленный характер обеих поэм, и в очередной раз сорвал шквал рукоплесканий, гремевших как морской прибой. Вот где нероновы августианцы смогли показать себя во всем блеске. Провинциалы, прибывшие из отдаленных колоний и муниципиев и непривычные к представлениям подобного рода, только диву давались. Они не умели хлопать так же слаженно и затейливо, как завсегдатаи римских зрелищ, и быстро уставали. Хуже того, своими неумелыми хлопками они сбивали со счета более ловких и опытных зрителей. Но стоило кому—либо опустить обессиленные руки, как немедленно рядом с ним появлялся солдат гвардии, который требовал не прекращать аплодисменты, грозя в противном случае высечь за нерадивость.
Уже вечерело, а Нерон все еще не исчерпал свой репертуар. Теперь он взялся петь оперную переработку трагедии «Безумный Геркулес». Появившись по ходу действия в венках и цепях, он своим видом так перепугал стоявшего на страже новобранца, что тот, не разобравшись в происходящем, бросился на подмостки спасать императора, чем вызвал неистовое ликование и восторженный рев зрителей.
Казалось, ничто не сможет остановить распевшегося Нерона. А многим зрителям уже давно было не до пения. Проведя целый день в театре, некоторые почувствовали себя плохо. Другим нужно было выйти по нужде. Третьи просто не могли оставаться в сидячем положении столько времени. Однако Нерон ничего не замечал и продолжал самозабвенно петь одну партию за другой. Выйти же из театра никому не дозволялось. Все выходы были перекрыты гвардейцами. Наиболее сообразительные притворялись мертвыми и их выносили на носилках. Другие, рискуя переломать себе кости, перебирались через стены. Таких, разумеется, были единицы, остальным приходилось терпеть. Говорят, что какая—то женщина даже родила в театре под пение принцепса.
Лишь перед самым закатом утомленный Нерон, преклонив перед зрителями колено, движением руки поблагодарил их за внимание и застыл в эффектной позе, ожидая решения жюри.
Едва завершились пятилетние игры, как из Карфагена пришло известие о том, что сокровище Дидоны — всего лишь плод воображения Цезеллия Басса. Ни в его имении, ни в ближайших окрестностях клада не обнаружили, хотя на его поиски согнали крестьян из всей округи и перекопали обширные пространства. Наконец, Басе сознался, что сокровище привиделось ему во сне, и очень удивлялся тому, что сновидение обмануло его, ведь прежде все его сны сбывались. Солдаты не стали везти незадачливого мифомана в Рим, предоставив самому лишить себя жизни.
Когда в Риме стало известно, что экспедиция за сокровищами Дидоны провалилась, эта новость тут же сделалась всеобщим достоянием. Доверчивость императора мало у кого вызывала сочувствие, зато злорадству не было конца, все упражнялись в поношениях, насмешках и язвительных песенках о простаке Нероне.
К насмешкам в свой адрес Нерон относился довольно — таки спокойно. Светоний свидетельствует: «Особенно удивительно и примечательно было то равнодушие, с которым он воспринимал нарекания и проклятия людей. Ни к кому он не был так снисходителен, как к тем, кто язвил его колкостями и стишками. Этих стишков, и латинских и греческих, много тогда складывалось и ходило по рукам. Однако он не разыскивал сочинителей, а когда на некоторых поступил донос в сенат, он запретил подвергать их строгому наказанию».
Поскольку Нерон, рассчитывая на богатство Дидоны, сыпал деньгами налево и направо, он до основания издержался и не мог даже выплатить жалование солдатам, чем вызвал у них сильное недовольство. Пришлось ему пойти на крайние меры — у многих храмов отобрать приношения и для изготовления монет отдать в переплавку золотые и серебряные изваяния. По его приказанию имущество умерших людей, в чем—либо провинившихся перед ним, отходило в казну; на рынках конфисковывались товары даже без видимой причины; многих лишали состояния по ничтожному поводу.
Утрата надежд на сокровище Дидоны не прошла для Нерона бесследно. Сделавшись посмешищем всего Рима, он пытался забыться в вине и ночи напролет предавался пьянству, бесцеремонно напрашиваясь в гости к состоятельным гражданам. Это привело к беде. Однажды после особенно обильного возлияния он вернулся домой очень поздно и был встречен упреками недовольной Поппеи. Она была беременна и к тому же больна. Произошла бурная семейная сцена. Нерон что—то бормотал в свое оправдание. Но усталая и нервная Поппея, невзирая на поздний час и невменяемое состояние мужа, бранила его, не умолкая. В ту ночь ей изменила присущая женщине осторожность, и она, неистово обрушившись на вспыльчивого и неуравновешенного супруга, спровоцировала его на несвойственное ему действие, обернувшееся трагедией. Потеряв над собой контроль, пьяный Нерон в припадке внезапной ярости ударил жену ногой. Удар случайно пришелся в живот и оказался для Поппеи роковым. Она выкинула и вскоре умерла от кровотечения.
Нерон был безутешен и ужасно раскаивался в содеянном. Жену он страстно любил и с нетерпением ждал от нее ребенка. Но боги распорядились иначе.
Покойнице были возданы божественные почести. Тело ее не сожгли, как это было принято у римлян, а забальзамировали по обычаю египетских царей и поместили в построенном Августом на берегу Тибра Мавзолее, где уже покоились останки императорского рода Юлиев и где сорок лет назад был захоронен прах Германика.
Во время похорон Нерон с ростральной трибуны Форума произнес прочувствованную надгробную речь, в которой говорил о красоте усопшей, ее многочисленных заслугах и о том, что она родила ему дочь, ставшую предметом божественного культа.
Удары судьбы продолжали сыпаться один за другим. Осенью разрушительный ураган опустошил всю Кампанию, уничтожив множество построек, насаждений и весь собранный на полях урожай. Римские легионы потерпели сокрушительное поражение в Британии. Не лучше обстояли дела в Армении, где римское войско попало в окружение и было выпущено парфянами на крайне унизительных условиях. Вдобавок к этим бедствиям в том же 65 году в Риме разразилась эпидемия чумы. Дома наполнились мертвыми, а улицы — похоронными процессиями. Из лачуг бедноты зараза стремительно перекинулась в богатые кварталы и за несколько недель унесла тридцать тысяч жертв, кося всех без разбору, рабов и свободнорожденных, всадников и сенаторов.
Глава двадцать первая. Все дороги ведут в Рим
Лопнувшая как мыльный пузырь надежда на сокровища Дидоны, трагическая смерть Поппеи, стихийные бедствия и эпидемия чумы в Риме повергли Нерона в состояние глубокой депрессии, из которой его вывело лишь прибытие в столицу империи нового царя Армении Тиридата, который должен был получить царскую корону из рук римского императора. Хотя Корбулону удалось на некоторое время Захватить армянскую столицу Тигранокерт, удержать ее он не смог, и вскоре римлянам пришлось покинуть страну, отказавшись от установления своего господства в этом регионе и унизиться до соглашений с парфянами, давно оспаривавшими у римлян право протектората над этим горным краем. Между Нероном и парфянским царем Вологезом был заключен компромиссный договор, по которому царем Армении становился младший брат Вологеза Тиридат, но акт возведения его на армянский престол происходил в римской столице.
Организация поездки Тиридата в Италию заняла немало времени. Еще больший срок понадобился на само путешествие, потому что для парфян существовал религиозный запрет на передвижение по морю, и Тиридат следовал исключительно сухопутным путем. К тому же этот давно запланированный визит пришлось дважды откладывать сначала из—за пожара в 64 году, потом из—за заговора Пизона.
Для римлян прибытие Тиридата в их столицу было событием чрезвычайной важности, его давно ждали и к нему тщательно готовились. Что касается Нерона, то он, питавший неистребимое отвращение к
