– Ой, Кать! Измучилась я вся. То больница, то роддом, то работа, то по магазинам. Не жизнь, а бег с препятствиями!
– Слушай, а давай я тебе чем-нибудь помогу.
– А чем, например?
– Ну, если хочешь, могу завтра с тобой на машине проехаться – и к Леночке заедем, и Юру навестим.
– Давай! Я как раз наготовила всего и дочери, и мужу. Сижу и думаю, как же я со всеми банками- склянками справлюсь.
– Все! Решено! С утра забираю тебя со всеми твоими кулинарными изысками.
– Отлично! Мы с тобой нигде долго задерживаться не будем. Только еду передадим и все!
– Договорились!
Но на следующий день все сложилось не совсем так, как планировала Маша. Вернее, даже, совсем не так.
С утра они с Катей поехали в роддом, передали пакеты и подошли к окну той палаты, где лежала Лена. Но на крики Маши «Леночка! Дочка!» выглянула какая-то незнакомая женщина, скорее даже тетка без определенного возраста, и, чуть приоткрыв окно, сказала:
– Увезли Лену рожать. Ночью еще.
– Как увезли? – Маша почувствовала, как защипало в носу, увлажнились глаза, сжало горло. Она оперлась о Катю, которая стояла рядом и так же, как и Маша, тревожно смотрела вверх.
– Почему увезли? Она что, сама не могла идти?
Но тетка и не думала отвечать. Она дала понять, что разговор окончен: закрыла окно и отошла в глубь палаты.
– Кать, – Маша сразу превратилась в беспомощную, взволнованную женщину. У нее задрожали колени. Наверное, именно в этот момент впервые в жизни она поняла, что значит выражение: «трясутся поджилки». Что это за поджилки такие? Где они спрятаны? Никто не знает. А как начинает трясти человека нервный озноб – так сразу и понимаешь, что это такое. – Кать, пойдем… спросим… там… – Она неопределенно куда- то махнула рукой, но Катя поняла.
– Пойдем. Я тебя сейчас посажу, а сама в справочной все узнаю.
В окошке справочной сначала ничего не поняли:
– Какая такая Трофимова? Трофимова не поступала. Ищите в другом роддоме.
Катя беспомощно и растерянно посмотрела на подругу. Та как будто опомнилась:
– Ах, да! Она ж фамилию сменила. Теперь она Виноградова по мужу!
– Виноградова Елена Юрьевна, – отчеканили в окошке. – Есть такая. В родблоке. Пока известий нет.
– Как нет? А когда будут?
– Гражданка! Вы сами понимаете, о чем спрашиваете?! Когда родит, тогда и будет известно!
– А сейчас все нормально у нее?
Но сестра демонстративно захлопнула окно, всем своим видом показывая, как она устала от дурацких вопросов и какие все же бестолковые эти посетители.
Катя села рядом с Машей:
– Что будем делать?
– Даже не знаю.
– Если у нее ночью начались схватки, а сейчас одиннадцать утра, то, может, скоро и родит? – предположила Катя.
– Да пора бы… Позвоню-ка я Роману. Пусть приезжает.
Роман сказал только одно слово:
– Еду!
И Маша впала в непонятное оцепенение. Она сидела и смотрела в одну точку на стене, не двигаясь, не разговаривая. Катя пыталась о чем-то спрашивать подругу, но ответа не получала.
Приехал Роман. Он вбежал в помещение взъерошенный, возбужденный, нервный. Кинулся к Маше. Она кое-как вышла из своего состояния, пытаясь поделиться с зятем скудными новостями.
Романа столь незамысловатая информация не устроила, и он надолго припал к окошку справочной.
Когда же он наконец вернулся к женщинам, то лицо его выглядело если не белым, то серым уж точно. Бескровные губы, тревожные глаза, испарина на висках.
– Сказали, осложнения какие-то…
– Что? Какие? – Маша напряглась и подалась вперед.
– Вроде сначала все шло нормально, а потом… я точно не понял… Приняли решение кесарево делать.
– Ну?
– Вот сейчас срочно готовятся к операции. Это же внезапно, внепланово.
– А что случилось-то?
– Кровотечение открылось. Не могут остановить.
– Ой! – Маша схватилась за сердце.
Катя кинулась к первой попавшейся медсестре, попросила капли. Та не просто принесла валокордин, а уложила Машу на кушетку в каком-то кабинете, измерила давление, сказала:
– Вы полежите здесь, прикройте глаза.
Я сейчас поднимусь в родблок, все узнаю. Приду, расскажу вам. Не волнуйтесь! Сегодня очень хорошая смена дежурит. Все будет хорошо!
– Спасибо вам огромное! Мне уже лучше. Сердце отпустило. Вы только возвращайтесь побыстрее…
– Маш, – Катя на цыпочках вошла к подруге. – Ты как?
– Чуть лучше.
– Оказывается, здесь нельзя посторонним. Меня к тебе на минутку пустили. Давай я сейчас поеду к Юре в больницу, отвезу ему передачу, а потом вернусь за тобой.
– Да, поезжай к Юрке. А за мной можешь не возвращаться. Роман здесь. Он меня довезет.
– Ну хорошо! Удачи! Я позвоню тебе!
Катя вышла из роддома, села в машину, тронулась в сторону Юриной больницы, но далеко отъехать не успела. Ее остановил Машин звонок:
– Кать! Мальчик! Три восемьсот! Здоровый, хороший!
– Слава Богу! Машка, поздравляю! – Катя от нахлынувших чувств даже расплакалась. Остановила машину, полезла в сумку за платком. – Какое счастье, Машенька! А как Леночка?
– Пока в реанимации. Но с ней тоже все нормально! Врачи и правда классные! Стоял вопрос об удалении матки. Представляешь? Но ничего, справились! Все хорошо!
– Машенька, я целую тебя! Я так рада! Роман как?
– Ой, счастлив безмерно! Всем друзьям своим названивает, делится радостью! Аж сияет весь! Правда, Катька, это такое счастье! Такое счастье!
Кв. 24
– Ир, мне тут Юрка звонил.
– Ну?
– Ты ж знаешь, ему операцию сделали. Все вроде бы нормально.
– Да, знаю. И что?
– Просит, чтоб я ему выпить принес.
– Валер! Это ужасно! – Ира была ошеломлена услышанным.
– Понимаешь, я даже не знаю, как лучше поступить…
– А что тут знать-то?! Ты что, сомневаешься? Ему же нельзя! Совсем! Категорически!
– Это я понимаю… Но он же меня как друга просит. Он обидится, если я ему откажу.
Ира аж задохнулась от нахлынувших эмоций:
– Что значит обидится? Да и плевать! Ты пойми, его это может убить! Тем более после наркоза, тем более на фоне капельниц и всяких препаратов… Я даже поражаюсь, что ты вообще на эту тему разговор заводишь. Нет – и все!
