только сладостные воспоминания, но и новые, более смелые фантазии начинали бурлить в ней. Маша не сопротивлялась им… Напротив, она разжигала в себе эротические мечты, погружаясь в них все больше и больше…
Кв. 24
И все же Валера с Ирой поссорились. Из-за Юрки. Валера считал, что не должен бросать друга в беде, и пусть с пустыми руками, но он придет к нему в больницу. Ира же принципиально не пускала мужа, не веря в то, что он не принесет Юрке выпить.
Валера ушел на работу, в сердцах хлопнув дверью, Ира уговаривала сына Витьку ехать с ней больницу. Тот и соглашался, и в то же время никак не мог определиться когда. С утра учеба, во второй половине дня – тоже какие-то планы. Решили отложить визит до ближайшей субботы.
Валерка позвонил с работы злой и буквально прошипел в трубку:
– Ира, запомни раз и навсегда! Я тебя уважаю и твое мнение ценю! Но я не подкаблучник! И никогда им не буду! Не надейся! И палку не перегибай! Есть мужские вопросы, куда тебе лезть не следует!
– Да поступай как хочешь! – Ира тоже повысила голос, хотя была на работе. В офисе вообще личные разговоры не приветствовались. Поэтому она была лаконична. – Только так, чтобы потом не жалеть. – И она прекратила разговор.
Кв. 23
Звонок раздался резко, неожиданно громко. Маша испугалась. Она уже по-настоящему заснула в ванной. Вода остыла… Маша вдруг ощутила озноб, дискомфорт, неуют. Телефон продолжал трезвонить. Мокрыми руками брать его не хотелось. Она кое-как обтерла ладонь о полотенце и поднесла трубку к уху. Голова была холодная, мокрая. Маша аж поморщилась от неприятного ощущения.
Голос в трубке прозвучал женский, незнакомый. Звонила дежурная медсестра из Юриной больницы.
– Мария Михайловна?
– Да, я слушаю. – Ничего себе звонок в первом часу ночи.
– У вашего мужа … неприятности. Ему стало хуже.
– Почему? Все же шло хорошо!
– Да. Все было нормально. Но вдруг открылось кровотечение. Его рвет кровью.
– Господи! И что?
– Увезли в операционную. Сейчас врачи решают, то ли повторную операцию делать, то ли в реанимацию переводить…
– Ой! Но я только завтра смогу приехать.
– Знаете, может, даже и нет смысла приезжать. Просто я вас поставила в известность, чтобы вы были в курсе.
– А все-таки, что же произошло?
– Сейчас трудно сказать: либо осложнение после операции, либо нарушение диеты. К нему сосед приезжал… Я выходила на некоторое время, оставляла их наедине. Не знаю, может, он чем угостил его…
– Ладно. Позвоните мне утром, пожалуйста, расскажите, как ночь прошла.
– Я позвоню обязательно. Не волнуйтесь. Он же под присмотром врачей. Все будет хорошо.
«Он и до этого был под присмотром, – зло подумала Маша, – а недоглядели, упустили!»
Маша положила трубку, включила горячую воду. Надо согреться, смыть маску с волос. Пора вылезать из ванной. Ну и денек! Сплошные потрясения!
Валера, видимо, навещал Юру. И что? Чем уж таким запретным он его накормил? Или напоил? Неужели принес ему выпить?! Догадка поразила ее, но ни на возмущение, ни на переживание, ни на осуждение сил не осталось. Ни на что у нее не было сил.
Кв. 24
Ира всегда глубоко переживала размолвки с мужем. У нее надолго портилось настроение, дела не спорились, желаний не возникало, кроме одного – помириться с Валерой. А так – ни готовить, ни убираться, ни работать – ничего ей было не надо. Однако своей вины в этой ссоре она не чувствовала. Поэтому ждала первого встречного шага от своего супруга. Но он почему-то не предпринимал никаких поползновений к сближению, усиленно работал, приходил поздно, не звонил.
Еще и Люся приболела. Иру совсем это выбило из колеи. Больничные у них на работе не приветствовались. Одну девчонку оставлять дома больную неправильно. Можно было бы договориться с Валерой, чтобы он посидел с ней свои два выходных дня. А там – суббота, воскресенье. Глядишь, справились бы без больничного… Все же, наверное, придется первой звонить, просить, мириться…
В дверь позвонили. На пороге стояла Маша:
– Ир, с Юрой плохо! Желудочное кровотечение!
– Ой, вот ужас-то! Да ты заходи, Маш!
– Нет, я убегаю… Я только спросить хотела… Говорят, Валера его навещал. Не знаешь, что могло спровоцировать приступ? Может, он что-то острое ему дал или соленое. У того ведь строжайшая диета. Все паровое, протертое.
– Маш, если честно, он мне даже не говорил, что был в больнице. Но я спрошу у него.
– Ладно, Ир. Поехала я. Вечером заходи. Может, выпьем, расслабимся. А то я совсем невменяемая со всеми этими событиями.
Ира чувствовала, что подруга к ней в последнее время как будто охладела, как будто отчужденнее стала относиться, с некоторым раздражением даже. В свете происходящих событий Ирины сомнения на этот счет отошли на задний план, а повышенную нервность Маши она совершенно обоснованно списала на болезнь близких. Однако, в действительности, Маша испытывала к соседке противоречивые чувства – и дружеского расположения, с одной стороны, и вины, стыда, зависти, с другой. В какой-то момент побеждали одни чувства, в какой-то – другие выходили на первый план… Но между этими чувствами все время шла борьба, и не было покоя в душе у Маши относительно своей подруги. Она то думала идти на сближение, отодвигая негатив в дальний угол, то решала немного отмежеваться от соседки, реже общаться… То вновь мыслила созидательно. Именно на волне положительного порыва она и позвала Иру к себе.
– Хорошо, Маш! Зайду обязательно! Удачи тебе! Счастливо!
Ира закрыла дверь и тут же кинулась звонить мужу. Неужели и вправду он сыграл злую шутку с Юрием? Оказал ему медвежью услугу? Валера ответил сухо и холодно:
– Не могу говорить. Перезвоню.
Она знала, что его руководитель не терпит, когда водители во время движения разговаривают по мобильному. Удивительно, что он вообще ответил на звонок. Как правило, звонки остаются без ответа, когда Валера за рулем.
Ей ничего не оставалось, как ждать инициативы от супруга.
Кв. 23
Маше казалось, что она действует на автопилоте. Институт, занятия, роддом, больница. И если раньше она предполагала, что запросто может отменить индивидуальные уроки, то вскоре поняла, что это невозможно.
Деньги таяли с катастрофической быстротой. Сиделка, такси, продукты с рынка, лекарства… Реальный и быстрый заработок, который ей был доступен, – это как раз занятия с учениками. И хотя сил почти не оставалось, Маша заставляла себя заниматься, не отменяла уроки, не переносила их, а старалась все успеть вовремя, чтобы обеспечить себя материально.
Надо отдать должное Юриным сослуживцам по оркестру. Приехали к Маше, привезли денег, посочувствовали. Но деньги эти тут же растаяли, потому что требовалось их гораздо больше, чем поступало. Маша самой себе казалась загнанной лошадью, задыхающейся, бегущей из последних сил, надрывающейся в бесконечном движении…
Леночку перевели из реанимации в общую палату. Роман навещал ее постоянно, стоял под окном, переговаривался, носил передачи, цветы. Леночка приходила в себя. И хотя была очень бледна и слаба, молодость делала свое дело. Организм постепенно восстанавливался, молоко прибывало, ребеночек кушал хорошо и почти не плакал.
Плакала Маша. Как правило, вечерами. От усталости, напряжения, бесконечной суеты и жалости к
