величиной с кулак. Пусть все стоит на солнце девять дней, и когда жидкость начнет вкусно пахнуть, а бурление в кувшине успокоится, процеди в больший сосуд и добавь еще двадцать мер воды».
Рхиоу усмехнулась. Рецепт пива! Эххифы тех времен любили пиво – они лишь недавно его изобрели – и постоянно подносили кувшины с напитком своим богам. В том, что пиво столь же постоянно исчезало, люди видели доказательство существования божеств. Юностью и невинностью вида объяснялось и то, что эххифы редко замечали, какими пьяными на следующее утро оказывались жрецы…
Рхиоу оторвалась от изучения папируса и через плечо оглянулась на своих спутников. Они стояли перед очередной скульптурой, на этот раз из светлого камня. Статуя изображала сидящее существо со свитком папируса на коленях; голова у нее тоже оказалась кошачья, но выражение мордочки было более задумчивым, чем у Прародительницы Иау, и более мягким, чем у воительницы Ааурх.
«Затем явилась Храуа Укротительница, – говорил Урруах, – которая умерила жар пламени, разожженного Ааурх, и установила порядок. Она – госпожа очага, дающего тепло, она познает истину и учит ей. Ее найдешь в любом теплом убежище, в любом сердце, ищущем правды. Она вливает безмолвное знание в уши тех, кто способен услышать…»
Рхиоу взмахнула хвостом, перешла на стеклянную крышку витрины, содержащей следующий палимпсест, и стала разбирать почти исчезнувшие иероглифы. Первоначальный текст с этого папируса был соскоблен более тщательно, но Рхиоу все же могла его прочесть. Длинный ряд значков демотического письма бежал вдоль страницы, когда-то заполненной иератическими письменами – схематическими рисунками птиц, поднятых рук, перьев, глаз, кресел, волнистыми линиями, обозначающими воду… В верхней части свитка написанный иероглифами текст читать было легче, хотя Рхиоу и приходилось щуриться.
«И сотворил он это могучими словами силы, излившимися из уст его, и в подземном мире нанес раны Апопу, место которого на небесах…»
Странная фраза… Рхиоу знала, что Апоп – одно из многих имен, которые эххифы давали Одинокой Силе в ее ипостаси Змеи. Кошка озадаченно дернула хвостом и стала читать дальше.
«Таковы слезы из моего ока, и Иау под именем Мейт – великая кошка-повелительница, и Сехмет-львица да возродят души людские. Они прольют пламя в твою тьму, и огненная река хлынет в твои глубины, и из пылающих бездн восстанут Пятеро: атру-шехен-несерт-фем-шет…»
Стиль и ритм текста резко изменились, и Рхиоу начала хлестать себя хвостом по бокам. Это была Речь! Речь, грубо переданная значками эххифов, как делалось это в те древние времена, когда люди пытались изобразить многочисленные гласные языка, на котором с ними говорили кошки, своей несовершенной орфографией. Из каждых трех гласных две терялись…
Да, конечно, это всего лишь фрагмент. Кольцевая замкнутая структура, которую узнал бы любой маг, тут отсутствовала.
Рхиоу на мгновение отвлеклась, оглянулась и заметила, что Сааш и Урруах смотрят друг на друга с несколько озадаченным видом, словно говоря:
Но тут Сааш перевела взгляд на одну из витрин и начала:
– А вот здесь…
Однако Арху не слушал ее и смотрел на пол. Сааш и Урруах проследили за его взглядом; Рхиоу тоже взглянула на то же место на полу, ожидая увидеть там таракана. Арху очень медленно произнес:
– И пришла следом за ней Саррахх, Неукрощенный Огонь, пылающий темным жаром, Безжалостная Охотница, пришла она. Она, которая убивает не задумываясь, в гневе, без предупреждения, и столь же бездумно воскрешает. – Арху сглотнул и нервно облизнул язычком нос. Его невыразительный голос звучал словно издалека. – Это она, самая сильная после Ааурх, рожденной первой, не знающая границ своей мощи и алчущая эти границы найти. Это она, Ужасная, посылающая мертворожденных младенцев и убивающая при родах мать, но и повелевающая десятой жизнью, – та Сила, что зовется Одинокой, потому что она глуха к мудрости, та, которую собственная родительница изгнала, чтобы преподать урок. – Арху снова сглотнул; голос его сохранял странную интонацию, словно его языком говорил кто-то другой. – В любой пустоте найдешь ее, ищущую и разгневанную, ибо все еще не знает она, что ищет.
Котенок, явно испуганный тем, что с ним происходит, обвел остальных глазами.
– Да, – сказала Сааш, – ты теперь, несомненно, знаешь, как звучит голос Шепчущей. Раз уж она так старается предостеречь тебя насчет своей сестры…
Рхиоу дернула ухом.
Рхиоу замерла на месте, почувствовав, как в глубине ее рассудка что-то внезапно сместилось. Во тьме вспыхнул свет, начал двигаться, изменил форму, обнаружив нечто родственное себе…
У слов оказались крылья; они летали, парили в темном внутреннем пространстве, усаживались между других светящихся фигур. Это движение, возникновение новой формы длилось мгновение, затем снова воцарились тишина и неподвижность… однако безмолвие таило в себе тревогу.
Впрочем, во тьме на окраинах сознания Рхиоу особых изменений как будто не произошло… Она нервно облизнула нос и посмотрела на остальных. Они уже шли дальше.
– А вот здесь изображен главный момент истории, – говорил Урруах. – Первая битва.
Кошки заглянули в стеклянную витрину, содержавшую развернутый длинный папирусный свиток. В самом его начале было изображено огромное дерево, под которым стоял довольно ободранный кот с огромным изогнутым клинком в лапе, которым и рубил на куски большую змею – так человек в спешке мог бы нарезать салями. Змея в ярости глядела на Кота – рисунку удалось передать отчетливое ощущение того, что поражение вовсе не означает конца противостояния.
Рхиоу, растерянно помахивая хвостом, спрыгнула на пол и присоединилась к остальным.
