опять собираются автосервис шерстить.
Выяснять собираются, где краденые тачки стоят.
Опять двери ломать будут, лица бить… Месячник ударного труда, да? Он сыто хохотнул. — Так вот, разузнайте, пожалуйста, какие станции техобслуживания и когда громить начнут. За завтра сделаете? Очень надо.
— Это приказ, что ли? — раздраженно спросил Николай Петрович. Собеседник не понравился ему сразу, и антипатия усиливалась с каждым словом гонца.
— Э, зачем так говорите? — обиделся нерусский человек. — Это просьба! У вас своя работа, у нас своя. Вы нам помогаете, мы вам деньги платим. Бизнес!
Среди кучек грязного снега сосредоточенно копошились воробьи в поисках чего-нибудь съестного. Один, наиболее храбрый, подпрыгал почти к самому носку полковничьего ботинка, покосился на его обладателя одним глазом, и вдруг, словно по неслышной команде, вся стайка испуганно поднялась в воздух, взметнулась среди мокрых тополиных стволов и исчезла из виду.
— Завтра не обещаю, — уже спокойнее сказал Николай Петрович. — Это секретная информация, тут надо помозговать…
— Так несекретную мы и сами знаем! — как мальчишке объяснил горец. — И к вам за помощью не стали бы, да?.. Нам нужна самая секретная.
Из первых рук, правильно? Чтобы машины убрать от греха, документы подправить, то-се… Чтобы все чисто было, не подкопаться.
Нет, резко не нравится Николаю Петровичу этот чернявый тип. Раньше полковник имел дело с самим Османом или, на худой конец, с его ближайшими «заместителями». А жующий резинку щенок явно принадлежал к низшему сословию.
— Учить меня не надо, — холодно бросил Дерендеев. — Сам знаю, что мне делать. И повторяю: завтра не получится. На следующей неделе разве что. Звоните.
— Нужно бы завтра… — начал было давить кучерявый, но Дерендеев твердо отрезал:
— Нет. И так рискую из-за вас шкурой. Если меня за яйца возьмут, вы тоже потонете.
За деревьями прогрохотал со звоном трамвай, унося редких пассажиров по их важным и не очень важным делам.
— Ну ладно, ладно! — пошел на попятную кавказец. — Не завтра, так потом. Только очень надо.
Значит, узнаете, когда менты начнут автосервис трясти?
— Попробую. Ничего обещать не могу.
— Мы заплатим…
— Это уж точно, — съязвил полковник. — Работа требует стимула.
— А я вам плохой стимул дал? — оскалился любитель жевательной резинки и ткнул пальцем в грудь полковника — в то место, куда тот спрятал конверт, — но до пальто осмотрительно даже не дотронулся. — Это аванс, да? Мы свое слово держим!
Где-то неподалеку, за лысыми тополями, дважды просигналил автомобиль. Носатый сын гор вздохнул.
— Это меня зовут. — Он выплюнул измочаленную жвачку в талый снег и опять полез в свою сумку, на Николая Петровича уже не обращая ровным счетом никакого внимания.
Зато внимание самого Николая Петровича привлекли трое мужчин, вошедших в сквер. Высокие, коротко стриженные, спортивные, двигались они не спеша, но целеустремленно. Ненавязчиво беря скамейку, где сидели полковник и смуглый посланец Османа, в клещи. Николай Петрович порывисто подхватился со скамейки. Сунул руку за пазуху, нащупывая конверт.
— Не стоит, Николай Петрович… — тихо, но твердо попросил посланец. Нет, не попросил — приказал. Он тоже встал со скамейки. Придерживая сумку одной рукой — так, чтобы ее торец по-прежнему смотрел на Дерендеева. Доллары помечены, ведется видеосъемка.
Николаю Петровичу вдруг стало нестерпимо душно. Мигом пересохшее горло сдавило, воздух застрял в гортани раскаленным прутом. Он не понимал, что происходит. Не мог поверить в происходящее. Ржавый шуруп яростно ввинтился под ребра с правой стороны.
— Николай Петрович, вам придется проехать с нами, — все так же тихо сказал «кавказец».
— Никуда я не поеду! — попытался выкрикнуть полковник, но получился лишь хриплый шепот. — Кто вы такой?
Оказывается, в руке лжегрузин уже держал раскрытую корочку удостоверения. После полковничьего вопроса он придвинул ее к лицу Николая Петровича, и тот, забыв про очки в кармане, щурясь, с трудом прочитал: «МВД России…» Буквы страшно корчились, изгибались, плыли перед его глазами.
— Капитан Беркович, Управление собственной безопасности.
Беркович… Значит, не грузин… А какой-то еврей… Почему еврей?.. Почему УСБ? Ведь ему звонил человек Сачинавы! Значит, проклятый грузин сдал? Не может этого быть, это просто шутка, сейчас все рассмеются.
Но никто не смеялся. Люди смотрели на него серьезно, выжидательно.
— Вы не имеете права… — выдавил из себя полковник. Язык не слушался. Язык ворочался во рту, как ядовитая ящерица. — Я действующий сотрудник милиции… — И непослушной рукой, выдрав ее из внутреннего кармана пальто, полез во внутренний карман пиджака, где лежало удостоверение. Ладонь в карман почему-то не попадала.
— Выясним все в Главке, — ответил один из подошедшей троицы. И взял его за локоть.
Дерендеев испуганно вырвал руку. Покачнулся.
Мир кружился вокруг него, и полковник никак не мог соскочить с этой карусели.
— Вам плохо? — участливо поинтересовался лейтенант Беркович. — Вы сможете идти?
— Куда идти? — Дерендеев затравленно озирался по сторонам, но взгляд натыкался только на окружавших его людей с военной выправкой в штатском. Люди стояли плотной стеной, и не было никакой возможности вырваться, убежать, спастись от этого кошмара. Много людей, очень много — толпа. Стоят и смотрят на него. Ждут.
— Машина неподалеку, — донесся откуда-то издалека знакомый сдержанный голос, в котором уже не было никакого акцента. — Вам помочь?
Слепо, точно во сне, бережно поддерживаемый под руки и направляемый четверкой людей в гражданской одежде, Дерендеев двинулся к выходу из скверика. В голове, пустой, как ржавый бак, гулко бились бессмысленные слова, среди которых четко проступала частица «не»: «Незаконно… не имеют права… ничего не докажут… магнитофонная запись не доказательство… деньги не настоящие…»
Возле ворот стояли двое: красивая темноволосая женщина в черном строгом пальто и ярко-красном шарфе и худощавый парень, уши его горели как бы изнутри пунцовым светом. Дерендеев мазнул по этой парочке взглядом и уже отвернулся было, но что-то в бездонных темных глазах женщины заставило его сбиться с шага и остановиться.
Он узнал ее и сразу понял, что все происходящее не сон и не дурацкий розыгрыш. Он неожиданно успокоился, только сердце по-прежнему тревожно колотилось о ребра да чертов шуруп с почти слышным скрипом вновь принялся вкручиваться в подреберье.
Чуть наклонив голову набок, она курила длинную дамскую сигарету и разглядывала полковника.
Без злобы и торжества, без особого интереса: разглядывала спокойно и очень внимательно, как биолог — очередную приготовленную к препарированию лягушку.
Несколько бесконечно долгих секунд они смотрели друг на друга, глаза в глаза. Потом Николая Петровича вежливо потянули за рукав; он отвернулся и, сгорбившись, прошел мимо женщины к стоящей у бордюра серой «Волге». До самого Литейного он не сказал ни слова. Лишь поминутно надевал очки и тут же снова снимал их, чтобы протереть стекла.
Проводив полковника взглядом, Гюрза выбросила окурок в урну и поежилась. Сказала буднично:
— Ну вот и все. Поехали, а то окоченела тут совсем.
— И что теперь? — спросил Виктор, когда его верная «шестерка» влилась в поток машин на Суворовском.
Гюрза пожала плечами.
— А ничего теперь. Все сестры получили кто по ушам, кто по серьгам: киллер сидит, стукач взят с
