вообще не имела никакого значения. Эффект равен нулю. Можно было прийти в рабочем комбинезоне. Жесткий директор. Молодой, а ранний. Что же с ним дальше будет?
– Что-то с ушами, – честно признался Игорь Валентинович, даже не краснея, – наверное, воспаление. Как только арендаторы начинают просить скидку, сразу глохну. Профессиональное заболевание. Надо бы врачам показаться.
– Врачи не помогут. Медицина бессильна. Это бабломания. Не лечится. Хроническая болезнь. С тяжелыми последствиями для психики, – с видом знатока поставила я диагноз. Больной слегка порозовел. Ему явно понравился диагноз, в сущности, я сделала ему комплимент.
Кроме комплимента, я сделала директору ручкой на прощание. Для полного и заключительного аккорда. Пальцы эффектно развеялись в пространстве. Игорь Валентинович проследил направление движения. Пальцы немедленно сомкнулись в кулак. И мы расстались друзьями – прочными и бесповоротными. Наверное, таких друзей не бывает на белом свете. Наверное. Но мы с директором изменили существующую форму взаимоотношений. Вполне революционные начинания. В духе времени. Над нами звучно свистал неумолимый бич инфляции.
Следующим этапом моей карьеры на пути становления в бизнесе оказались скучные и серые дела. Я куда-то звонила, кому-то что-то доказывала, в конце концов окончательно потеряла голос. Мобильный вяло чавкнул и заглох. Батарейка сдохла. Питание закончилось. И я слегка пошатнулась, вспомнив, что во мне, кроме неземной любви, разбушевалась вполне земная простуда. И не просто земная, а настоящая, питерская, осложненная северными климатическими условиями. Я добралась до дома, с трудом различая цвета светофоров. Зеленый, красный, желтый, синий, оранжевый. Где-то я уже встречалась с этим цветом. Оранжевый апельсин. Я с трудом переставляла ноги, поднимаясь по лестнице. Я открыла дверь. Тишина. Ни тебе Бобылева, ни тебе Цезаря. Все сбежали от меня. Ну и ладно. Простуда – заболевание интимное. Нельзя показываться на публике. Директор «Меркурия», владелец автостоянки, механик, продавцы и просто девушки – не в счет. Для них я сойду в любом виде. Даже в строительном комбинезоне. А вот любимый мужчина не вынесет моего болезненного состояния. Он тоже заболеет вместе со мной. В кровати окажутся рядом два очень больных и простуженных человека. И они не смогут полететь в космос. Сначала им надо будет немного подлечиться. Я вскипятила чайник, заварила мяту, вполне разумно прикинув, что мятой и кипятком вряд ли сниму простудный синдром. В этом деле потребуются более крепкие снадобья. Но в доме не оказалось лекарств. Не было даже водки. Пришлось лечь в постель и сделать вид, что я абсолютно здорова. Телефонный звонок вмешался в разумные и трезвые мысли, основательно разведенные болезненным жаром. Господи, опять Блинова…
– Инесса, что с тобой? Я сейчас приеду, – до боли родной голос прозвучал где-то рядом со мной. Я даже повернулась, вдруг Бобылев улегся у меня за спиной, а я и не заметила.
– Сергей, это ты? – спросила я, думая, что мне снится его голос.
– Инесса, ты заболела? – встревожился Бобылев. – Что с тобой?
– Ничего, ничего страшного, – возразила я, – небольшая температура. Простудилась на ветру. Который тот самый – порывистый. Он мне всегда ангину надувает весной.
В трубке раздались короткие гудки. Я верила и не верила. Неужели недосягаемый Бобылев звонил только что по городскому телефону и справлялся о моем здоровье? Не может такого быть. Это была Блинова. Я точно помню, что это была именно она. Просто она превратилась в Бобылева, нечаянно заговорила его голосом. Присвоила частную собственность. Такое бывает. Редко, но бывает. Катьку арестуют правоохранительные органы. Моя температура выросла до сорока трех градусов. Меня знобило и трясло, как в лихорадке. В подобном состоянии даже Катька Блинова запросто может перевоплотиться в сказочного принца. Или в директора «Меркурия». Сознание качнулось, зыбко зашаталось и куда-то провалилось. Я ничего не помню. Долгое блуждание в потемках. Долгое и тоскливое. Без сознания невозможно выжить. Оно придает нам равновесие. Когда оно уходит, мы теряемся, тонем, плачем и тоскуем. Кто-то подергал меня за воротник куртки. Я ощутила холод, неудобство, зябкую неустроенность. В моей голове что-то сдвинулось, зашаталось, застучало, я дернулась всем телом, вздрогнула, озноб прошел по всему телу, добрался до мозжечка, вновь ринулся вниз, и вдруг я обрела ясность – четкую и категоричную. Мир вновь встал на рельсы. Состав дернулся, тяжело задрожал, сделал первые шаги, разбежался и с грохотом понесся по накатанному пути. Дверной звонок разрывался от натуги. Я огляделась. Кромешный мрак. В темноте поблескивала зеленоватая лампочка в телевизоре. В куртке, в брюках от Марлен, в шифоновой разлетайке я лежала на кровати, видимо, лежала довольно долго. За окном было темно. Впрочем, темно было везде, даже в моей душе. Я привстала и снова повалилась на кровать. Почти провалилась. Звонок сотрясался от негодования. Я мысленно крикнула себе, дескать, встань и иди. И смотри. Приказам нужно подчиняться. И я встала. Подошла к двери. Не спрашивая, открыла. Бобылев. Родной. Любимый. Он смотрел на меня в упор, будто держал на прицеле.
– Ты перепугала меня, Инесса, – сказал Бобылев, убрав взгляд вовнутрь, словно приклад снял с плеча.
– У меня ангина, насморк и кашель, – сказала я и звонко чихнула.
– Давно? – Сергей прошел в квартиру, разделся и обнял меня. Провел в кухню. Выложил на стол какие-то предметы. Привез лекарства. Нормальный мужчина обязан заботиться о любимой женщине. Если хочет, чтобы она быстрее выздоровела.
– Давно. Думала, быстро пройдет. А у меня, наоборот, все закрепилось, укоренилось, перешло в хроническую стадию, – я еще пыталась шутить, надеясь, что вижу очередной сон. Олигарх спустился с небес и принес в клюве пакетик «Колдрекса», видимо, там у них наверху открылась фабрика по изготовлению нужных снадобий.
– Срочно в постель, – приказал Бобылев.
И я послушалась его, командный голос подействовал на меня, как походная труба, я побрела в спальню, по пути сдергивая с себя надоевшую куртку. Я разъединила крючки, и марленовские брюки спустились сами, разлегшись на полу неравнобедренным треугольником. Бобылев принес кружку с дымящимся напитком. Запахло мандаринами и Новым годом. Начался праздник. Бобылев пришел. Кажется, это уже было когда-то. Или это было всегда? Наш заоблачный роман строится по типу – Бобылев пришел. Бобылев ушел. Просто Бобылев. Затем все по порядку, начиная с конца. Или с начала романа. Сначала мочало, начинай сначала. И так на всю оставшуюся жизнь. Сегодня Бобылев пришел. Скоро он уйдет. И я принялась ждать, когда он уйдет. Так всегда бывает, когда отношения мужчины и женщины выстраиваются по типу: ушел – пришел – вернулся – победил. Поразил в самое сердце. Точно, это уже было. Бобылев когда-то приходил и уходил. Побеждал и поражал. Все повторяется на этом свете. Трагедия превращается в фарс. Уходы и приходы Бобылева превратились во вредную привычку. Мою вредную привычку. И я сдалась в плен. Я с шумом отхлебнула питье из кружки. Горячо, но вкусно. Мне казалось, что я пью дьявольский эликсир. Принимать горячее снадобье из рук любимого приравнивается к чуду. Пьешь и молодеешь на глазах. Превращаешься в прокаженного Дориана Грея.
– Инесса, тебе нужен постельный режим, покой и домашний арест. Я забираю ключи. Звоню твоей маме, чтобы она неусыпно следила за твоим поведением. И никуда не выпускала из дома, – грохотал Бобылев каленым железом. Вообще-то он ничем не грохотал. Мне показалось, что слова гремят, как гром. Как артиллерийская канонада. И я прыснула в кулак. Представила, как он разговаривает с моей матерью. Мама тут же выстраивается по стойке «смирно», Бобылев раздает команды, а родительница послушно прикладывает руку к козырьку.
– Не звони маме, я понимаю, что мне нужно вылечиться, я никуда не пойду из дома, Бобылев, пока не прокашляюсь. Не волнуйся за меня. Не держи в голове всякую ерунду. У тебя хватает своих дел – важных и неотложных. Тебе сейчас не до меня.
Я с удовольствием потягивала горячий оранжевый напиток. Этот астральный цвет когда-нибудь прикончит меня окончательно. Цвет душевного огня. Кажется, он преследует меня по пятам. Куда я, туда и радужная расцветка. Может, и заболела я из-за навязчивой оранжевости?
– У меня большие перемены, «Планета» находится в стадии реорганизации, – заявил Бобылев, – но я могу все бросить, мне не нужны перемены без тебя. Если с тобой что-нибудь случится – я не переживу. Дело жизни утратит всякий смысл. Зачем крутить пустые жернова?
– Ты же не ради меня занимаешься своим делом, – возразила я. Возразила, надо сказать, вполне резонно. И покраснела. Хамство не к лицу влюбленной девушке. Даже завуалированное. А Бобылев
