директором, а сам Бобылев полностью и безраздельно владеет всем. После обзора «Планетного» пространства Инессе стало почти дурно. Сотрудники компании сразу увидят чужие отношения, вмиг догадаются обо всем. Они наблюдают друг за другом в микроскоп. Всё замечают. У каждого двойной обзор с ночным видением и в правой руке по биноклю. Представив сотрудников компании с военно-полевыми биноклями в руках, Инесса сердито взмахнула рукой. Пусть смотрят. Все кому не лень. Избранной любовью нужно любоваться, как редким украшением.
И она бросилась к шкафу, выкидывая оттуда груды юбок и свитеров, блузок, размахаек и разлетаек. Все это добро было куплено на сэйлах и показах мод, которые проводила «Планета». Первая мечта Инессы была успешно преодолена. Шкафы до отказа были забиты модной одеждой. За свою недолгую взрослую жизнь Инесса уверила себя, что влюбленные люди погружаются в сексуальную жизнь мгновенно, обоюдно и взаимообразно всеми органами чувств. Оказалось, это далеко не так. Все обстоит гораздо интереснее. Любовь сама пришла к ним, и предварительно она никого не спрашивала, дескать, кто и что чувствует, как воспринимает окружающий мир. Все казалось простым и обыденным: мужчине понравилась симпатичная девушка, он пришел к ней, невзирая на условности, они любят друг друга, ну и все дела там – секс, кекс, крекс. Оказалось, секс еще нужно завоевать. Нужно научиться пробуждать желание, чтобы заставить Бобылева полюбить тело. Душу любить легко. Тело же – самый несовершенный человеческий орган. Но его можно и нужно любить, желать и хотеть. Для этого потребуются силы и мастерство. Необходимо учиться, окончить университет любовных искусств, получить степень бакалавра. Юбки вновь полетели из шкафа с центростремительным ускорением. Они развевались в воздухе, вылетая на волю, и опадали плавными складками, шурша и сминаясь на полу, сплетаясь в огромную кучу. Вскоре в шкафу не осталось ни одной вещи. Инесса оглянулась. На полу громоздилась увесистая копна ненужной одежды. Из этого тряпья нужно было выбрать сексуально привлекательный наряд для волшебного превращения из рядовой сотрудницы в обворожительную девушку. Инесса поворошила ногой скомканный ворох. Дивные юбки и блузки зашелестели под ногами, как осенние листья. Нечаянная любовь обрушилась на Инессу зимой. Весной может влюбиться любой идиот, ведь человеческий организм требует обновления. Замороженная физиология жаждет витаминов. И лишь избранные имеют право на зимнюю любовь. Реконструкция души в осенне- зимний период требуется самым тонким и чувствительным особям. Все нормальные люди впадают зимой в биологическую спячку в ожидании первых весенних лучей. Инесса Веткина влюбилась не по сезону, видимо, и впрямь тонкая штучка – эта Веткина. Кажется, так говорят о ней в «Планете». Мысли Инессы зашкаливали за предельную планку. Да и было от чего зашкаливать. Девушка зарделась от смущения. Пожалуй, для обольщения любимого мужчины подойдет какой-нибудь костюм из прошлого, нечто этакое, из эпохи Ренессанса. Или таинственный ампир. Барокко, наконец. Что любит Бобылев? После мучительных поисков, отбрасываний и отшвыриваний, брани и ругательств, шепотом и вслух, Инесса наконец выбрала английский костюм, больше напоминавший одежду для верховой езды, но без явных признаков мужественности. Пиджак-фрак. Бриджи, довольно смелые, вполне сексуально приоткрывающие впалый живот. Инесса быстро состряпала на скорую руку пикантный образ молоденькой влюбленной женщины, живущей в начале двадцать первого века. «День – как белая невеста, ночь – как фрак на аферисте», – звонко пропела она, кружась перед зеркалом. Якобы потертая кожа – тончайшая шерсть, нежная каракульча цвета шоколада зазывно кричали о любви. Даже в ненастье можно любить, а в лютые морозы просто необходимо оставаться счастливым и довольным. Талия чувственно проглядывала сквозь нитяной шедевр. Поэтичный образ влюбленной госпожи. Для полноты образа Инессе недоставало лишь изящного хлыста. Без него не просматривался романтический флер, не складывалась целостная картина. А жаль, ведь в новом обличье можно было спрятаться от злых и настойчивых глаз в другом времени. И тут зазвонил телефон. Инесса сердито пнула тряпичную груду и прямо по ней протопала к тумбочке, но по дороге запнулась и упала, запутавшись в длинной юбке, уцепившейся за блестящий ботфорт. Телефон звенел, сотрясая утреннюю тишину. Выбравшись из вороха услады нежного девичьего сердца и чертыхнувшись, Инесса все-таки добралась до сотрясающегося от трезвона телефонного аппарата.
– Дочка, ты почему еще дома? Уже давно пора быть на рабочем месте, – заквакала трубка заботливым материнским голосом.
– Ма-ам, а ты чего звонишь тогда? Если я на работе уже? – Инессе тоже захотелось квакнуть и взвыть нечеловеческим воем. И все это сделать одновременно, в унисон.
Родителей не выбирают. Это судьба. Сонная медсестра в роддоме могла перепутать орущие свертки. Иногда Инесса так думала, обычно по утрам, потом грустные мысли забывались, стираясь в дневной сутолоке.
– А я знаю, что ты еще дома, – трубка вдруг перестала квакать и заговорила в обычном режиме, будто ничего не случилось, от родных звуков у Инессы запершило в горле. И ей сразу захотелось рассказать маме про странную ночь, про то, как уснул Бобылев, о суровой магической клятве, данной ею странному мужчине с утра пораньше. Инесса ощутила себя в эту минуту Мальчишом-Плохишом.
– Инесса, ты почему молчишь? – опять заквакала трубка.
Мать явно встревожилась, любящее сердце раздирали внутренние противоречия. С одной стороны, матери нужно было поговорить по душам с родной дочерью, а заодно хотелось рассказать продолжение какой-нибудь тягучей серии из очередной «мыльной оперы». Она с неутомимым постоянством смотрит сериалы и слушает новости до умопомрачения, чтобы утром пересказать Инессе по телефону все просмотренное и услышанное. В материнской душе еще тлела надежда, что ей удастся выпросить у дочери хотя бы один свободный вечерок. Но Инесса не желала выслушивать ежедневную сводку новостей от очередного премьера. У нее в голове творился сплошной бедлам. Она влюбилась. И не знала, как вселить в мужчину вожделение, ведь Инесса никогда этого не делала. Она ничего не умела. А тут мама со своими важными делами, ну полная безнадега.
– Мам, жаль, что мудрость приходит вместе со склерозом, – ехидно выдавила из себя Инесса, – ты забыла, что мне нужно уходить?
– Ничего не забыла, – сердито сказала родительница, – иди, Инесса, иди, вечером позвоню.
– Пока, ма-ам, встретимся на неделе, – дочерняя любовь победила прагматичную черствость.
В конце концов, можно угостить маму хорошим обедом в выходные дни, Инесса легко избавилась от гнетущего чувства неловкости. Веткина опрометью заметалась по квартире, не опоздать бы. Недавно «Планета» переехала в новый офис. Прежний бизнес-центр больше не отвечал современным требованиям: слишком далеко от центра города. Не престижно, клиенты нос воротят, любой конкурент легко переманит неустойчивого к соблазну заказчика. Бобылев купил новое здание на Садовой улице. Совсем близко от Гостиного двора, от Невского проспекта, от театров и светской жизни. Ровно в тринадцать Бобылев по обыкновению обедает. Нужно успеть попасться ему навстречу. Изысканный костюм в английском стиле подобран для создания дивного образа, Бобылева-то еще соблазнить надо. Инесса еще раз оглядела себя в зеркале, посмотрела в глаза стройной девушке в обтягивающих бриджах и довольно хмыкнула. Зря беспокоилась. От зеркального отражения исходила чувственная ярость. Зеркало дрожало и переливалось. Инесса еще раз повернулась на каблуках и вышла за дверь. Невесомое тело спешило любить, оно стремительно неслось навстречу новому.
На вентиляторе повис Гришанков, он стоял на стремянке и что-то вкручивал в лопасти. Заметив Инессу, Коля густо покраснел. Наверное, какую-нибудь подлость придумал. Гришанков – большой мастер на свинячества. Он изобретает их в огромном количестве, а после разбрасывает повсюду. Но Инессе было не до Колиных причуд. Пусть мастерит свои подлости. У нее теперь другие заботы. Инесса прошмыгнула под стремянкой, на которой торчал Гришанков, подавив в себе желание пнуть неустойчивую конструкцию.
– Инесса, привет, – крикнул сверху Коля.
– Привет, Гришанков, – ответила Инесса, грохнув дверью, лелея надежду, что шаткий помост не выдержит массивного Колиного туловища, но Гришанков устоял.
Маринка Егорова красила ресницы. Она прищурила глаза, водя кисточкой вверх и вниз, глядя на нее, можно было подумать, что Егорова красит лицо сплошным черным цветом.
– Ты опять ревела, Егорова? – спросила Инесса, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Нужно было разрядить утреннее напряжение.
– Нет, не ревела, – сообщила Марина, не прерывая движений. Из-под руки можно было заметить, что Егорова чем-то недовольна. Маринку явно что-то тревожит. Это было заметно по черному лицу. – Это тебе реветь надо, Инесса.
