звали. Без ответа оставался также вопрос о местонахождении ее сына, в отношении которого данных было еще меньше, несмотря на всевозможные намеки, что подробные сведения где-то имеются, но тщательно скрываются. В скором времени выяснилось, что французское и бельгийское население этих мест уже в мае- июне 1940 г. рассказывало немецким солдатам, что их фюрер в 1918 г. оставил «здесь, во Франции» сына и любовницу. Так, например, баварский правительственный чиновник Ганс Бухен рассказывает: «В июне 1940 г. я был… командиром взвода 14-й роты 519-го стрелкового полка. Во время ввода наших войск во Францию в районе Лилля я получил приказ подготовить расквартирование для нашей части в деревне Себонкур. Для этого потребовались длительные переговоры с мэром… После окончания переговоров мэр по секрету сказал мне, что из его деревни родом один молодой человек, который является родным сыном Гитлера. Гитлер во время первой мировой войны проходил здесь службу некоторое время. Мэр подчеркнул, что он, разумеется, знает не только сына Гитлера, но и его мать, так как она тоже родом из его общины. Мэр произвел на меня впечатление человека, который, безусловно, заслуживает доверия. Он, в свою очередь, вероятно, почувствовал ко мне доверие, так как я высказывал свои пожелания в приличной форме и вежливо. Видимо, он заметил также, что я недолюбливаю войну. Я очень хорошо помню, что мэр рассказывал мне, будто французская пресса неоднократно сообщала о сыне Гитлера, не называя его, правда, по имени. После того как Гитлер стал главой государства, сообщений в прессе по этому поводу больше не появлялось. Следовательно, речь могла идти о времени смерти Гинденбурга 2 августа 1934 г.».
В Германию и Австрию эта информация попала, однако, не через солдат, которые обычно молчали об этом факте, как о военной тайне.[407] Йозеф Геббельс уже в 1936 г. в доверительных беседах рассказывал некоторым из своих работников, что у фюрера во Франции есть сын, который со времен первой мировой войны воспитывается во французском интернате.
Немецкая художница Элизабет Кайзер-Линднер, которая в качестве признанного эксперта по физиогномическому анализу часто привлекается видными генетиками и антропологами к судебным экспертизам, 13 декабря 1977 г. под присягой заявила: «В двадцатые годы… я училась в Государственном художественном училище текстильной промышленности в Плауэне (закончила с отличной оценкой по портретному рисунку) и впоследствии настолько часто рисовала портреты рейхсканцлера Адольфа Гитлера, с которым я познакомилась еще в 1925 г., будучи 14-летней школьницей, что не могу даже приблизительно сказать, сколько портретов мною нарисовано. О том, что у Гитлера был сын во Франции от француженки, я узнала 47 лет назад из абсолютно достоверного источника. Тогда, в 1940 г. я жила по соседству с известным фабрикантом плауэнских кружев и гауляйтером Мартином Мучманом, который оказывал финансовую поддержку Гитлеру с начала двадцатых годов (чему имеются свидетельства в специальной литературе) и поддерживал с ним дружеские отношения, если с Гитлером вообще можно было быть 'в дружбе'. К числу ближайших сотрудников Мучмана принадлежал Герхард Петцольд, который сделал себе карьеру уже при основании организации гитлерюгенд в Плауэне и пользовался полным доверием Мучмана. С Петцольдом я дружила с 1925 г. (документы на этот счет я могу представить в любое время). В 1930 г. Петцольд рассказал мне, что Мартин Мучман, которого я тоже хорошо знала и рисовала его портреты, доверительно сообщил ему, что у фюрера на севере Франции со времен первой мировой войны остался 12-летний сын от француженки, который в настоящее время находится в интернате. Гауляйтер Мучман узнал об этом лично от Гитлера еще до путча 8–9 ноября 1923 г. в Мюнхене. Гитлер рассказал ему также, чтогде-то есть потрет маслом его бывшей любовницы, нарисованный им во время первой мировой войны».[408]
Большой тайной (даже для ближайшего окружения Гитлера) этот факт стал только после начала войны. Но даже позднее эта тема, в принципе, не принадлежала к числу запрещенных. Гитлер сам поднял разговор об этом деликатном обстоятельстве после вторжения во Францию. 29 мая, 2, 25 и 26 июня 1940 г. он выезжал в некоторые населенные пункты, которые французы и бельгийцы считают непосредственной родиной любовницы Гитлера. 19 июля 1940 г. он приказал Гиммлеру разыскать свою бывшую любовницу и ее сына в Северной Франции. Хайнц Линге вспоминал: «Я хорошо помню поездку Адольфа Гитлера в Ардойе (29 мая 1940 г.) и в Фурн (26 июня 1940 г.), куда мне пришлось сопровождать его (вместе с Максом Аманном, Эрнстом Шмидтом и другими)… Посещая места, где фюрер бывал во время первой мировой войны, он расчувствовался. В Ардойе он у входа в дом вступил в разговор со своим бывшим квартирным хозяином Гутхальсом. О чем он говорил с ним, мы не слышали. Очевидно, Гитлер и не хотел этого.[409] Я отметил, что он и позднее часто возвращался к разговору об этих поездках в Ардойе и Фурн, но поначалу не придал этому значения. Лишь спустя три недели после возвращения из Фурна ситуация изменилась. В присутствии генерала Герхарда Энгеля (адъютанта) Гитлер в Берлине еще раз завел разговор об этих деревнях и о том времени, которое он провел там, будучи солдатом во время первой мировой войны. Он говорил не о войне, не о боях и противнике. Его волновало что-то другое. Затем зашел Генрих Гиммлер, и фюрер тут же приказал ему организовать поиски кого-то в окрестностях указанных населенных пунктов. Поскольку мы вскоре вышли из комнаты, я не знаю, какие конкретные указания Гиммлер получил от фюрера. О ком шла речь, я тоже не знаю. Ввиду того, что Гитлер не хотел, чтобы при его разговоре с Гиммлером присутствовали свидетели, я сделал вывод, что речь шла о какой-то необычной ситуации».
После того как иностранный отдел СД осенью 1940 г. нашел в Париже и бывшую любовницу Гитлера Шарлотту Лобжуа, и ее родившегося в марте 1918 г. сына Жана Мари Лоре-Фризона, их в очень вежливой форме допросили в октябре 1940 г. в парижском отеле «Лютеция», где размещалась штаб-квартира Абвера,[410] и провели антропологическое обследование молодого человека, которому к тому времени исполнилось 22 г. Ни одного из них Гитлер не пожелал видеть лично. Однако, как достоверно подтверждено, он в период с 1940 по 1944 г. неоднократно высказывал намерение взять к себе молодого француза, отцом которого он себя считал. О мотивах Гитлера, который всегда придерживался ярко выраженных антифранцузских взглядов, можно только догадываться.
Опубликованные в ноябре и декабре 1977 г. во Франции и за границей утверждения сына Шарлотты Лобжуа, что осенью 1940 г. его допрашивало гестапо в отеле «Лютеция», могут создать впечатление, что абвер и сотрудники разведывательной службы главного управления имперской безопасности работали в Париже совместно, чего обычно не бывало. Проблема для Гиммлера заключалась в том, что его служба безопасности до 1 июня 1942 г. не располагала собственным органом во Франции. Посланные в военной форме после захвата Франции в Париж 10 человек во главе с оберштурмбанфюрером СС доктором Хельмутом Кнохеном, специалистом по государственно-правовым вопросам, занимавшим пост на кафедре литературоведения, расположились в отеле «Дю Лувр» и в 1940 г. вели весьма скромное существование по сравнению с полевой жандармерией и насчитывавшей 2500 человек тайной полевой полицией наместника во Франции генерала Отто фон Штюльпнагеля. Взаимоотношения между абвером, резиденция которого располагалась в отеле «Лютеция», и людьми СД в отеле «Дю Лувр» вряд ли можно было назвать сотрудничеством. Хотя Вильгельм Канарис порой приглашал на ужин в «Лютецию» не только своихсотрудников, но и представителей гестапо, по службе они обычно не соприкасались, так как военные не хотели уподобляться гестаповцам в идеологическом отношении. Таким образом, работа по этому деликатному делу велась разными путями, что соответствовало намерениям Гитлера, который полагал, что каждый должен знать только то, что ему необходимо. Сотрудники СД нашли Шарлотту Лобжуа и Жана Мари Лоре-Фризона, а не зависимый от влияния Гиммлера и Гейдриха абвер провел их допрос, не зная подлинных причин.
Сестра Евы Браун Ильза убеждена, что Гитлер не проинформировал об этом обстоятельстве из своего прошлого даже Еву Браун. «Если бы Ева знала об этом, — считает Ильза, — она наверняка прожужжала бы все уши Гитлеру, что он должен соответствующим образом позаботиться о сыне и его матери». Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов возмущенное обвинение, прозвучавшее в адрес Евы Браун из уст одной ее близкой подруги, что она «предала сына фюрера». Однако более вероятным представляется, что Гитлер после поражения Франции решил с помощью подобного жеста снять остроту и напряженность во взаимоотношениях с Францией, возникшую в результате открыто провозглашенной им с 1920 г. антифранцузской внешней политики.
Как бы то ни было, можно считать доказанным, что Гитлер уже в мае 1918 г.[411] знал о существовании своего родившегося в 1918 г. в Секлене сына Жана Мари (с 1918 по 1922 г. он носил фамилию Лобжуа, затем Лоре, спустя 12 лет Лоре-Фризон, а впоследствии опять
