лет поступал совершенно наоборот, что наглядно доказывает одно из его высказываний в 1924 г.: «С сентября 1914 г., — писал он в 'Майн кампф', — после того как в результате битвы под Танненбергом на дорогах и железных дорогах Германии появились первые толпы русских военнопленных, этому потоку уже не видно было конца. Громадная Российская империя поставляла царю все новых солдат и приносила войне все новые жертвы. Как долго могла Германия выдерживать эту гонку? Ведь придет же однажды день, когда после последней немецкой победы появится еще одна последняя русская армия для самой последней битвы. А что потом? По человеческим представлениям победу России можно только отсрочить, но она должна наступить».
В 1941 г. он, несмотря на этот опыт, все же надеялся в течение нескольких недель или месяцев завоевать Советский Союз.
В середине октября 1918 г. Гитлер был ранен под Ла-Монтенем. 29 ноября 1921 г. он написал: «В ночь с 13 на 14 октября 1918 г. я получил сильное отравление горчичным газом, вследствие чего поначалу совершенно ослеп». Лежа сначала в баварском полевом лазарете в Оденаарде, а начиная с 21 октября в прусском резервном лазарете в Пазевальке (Померания), он, с одной стороны, страдает от страха, что останется слепым или не сможет достаточно хорошо видеть, а с другой стороны, его гложет забота о развитии политической ситуации в уставшей от войны стране, где ему, несмотря на награды, возможно, придется просить милостыню, если революция изменит условия. «С флота постоянно поступали тревожные слухи, — вспоминает Гитлер, — что там все бурлит». И все же он надеется, что это только слухи: «…Мне казалось, что это скорее порождение фантазии отдельных людей, чем настроение широких масс. В лазарете все говорили только о надеждах на скорое окончание войны, но никто не думал, что она прекратится немедленно. Газеты я читать не мог». Однако состояние неопределенности продолжается недолго. «В ноябре общая напряженность начала нарастать. А потом вдруг, как гром среди ясного неба, пришла беда. Приехали матросы на грузовиках и начали призывать к революции. Вожаками в этой борьбе за 'свободу, красоту и достоинство' жизни нашего народа оказались несколько евреев. Никто из них не был на фронте. Трое из этих «восточных» личностей по пути на родину прошли через так называемый 'трипперный лазарет', а теперь пытались навязать стране красную тряпку». За этим последовали «ужасные дни и еще более кошмарные ночи. Я знал, что все потеряно. Надеяться на милость врага могли в лучшем случае дураки или лжецы и предатели. В эти дни и ночи во мне росла ненависть. Ненависть к зачинщикам этих событий. Затем я осознал свою будущую судьбу и рассмеялся при мысли о будущем, которое еще недавно доставляло мне такие заботы. Разве не смешно строить дома на такой почве? В конце концов мне стало ясно, что наступило то, чего я давно боялся, но в глубине души отказывался верить». 7 ноября 1918 г. он узнает в лазарете в Пазевальке, что война закончена, а Бавария стала республикой. Спустя три года он вспоминает: «Поскольку моя слепота вскоре начала отступать и ко мне снова вернулось зрение, а к тому же еще 9 ноября разразилась революция, я попросил как можно скорее перевести меня в Мюнхен и уже в декабре 1918 г. снова был в запасном батальоне 2-го пехотного полка».
Подобно утверждению, что Гитлер получил Железный крест I степени обманным путем, стала распространяться и версия, автором которой был главным образом генерал фон Бредов, что временная слепота Гитлера носила исключительно «истерический характер». Даже Морель после 1945 г. считал такое возможным. Разумеется, Гитлер, который в октябре 1918 г. видел свое будущее только в создании художественных ценностей, очень страдал от отравления горчичным газом и действительно на какое-то время мог потерять самообладание «от страха навсегда остаться слепым». Тот факт, что его слепота стала следствием применения противником газового оружия под Ла-Монтенем, где не только Гитлер был доставлен в лазарет с признаками отравления, достоверно подтверждается документами и свидетельствами очевидцев.[109]
21 ноября 1918 г. Гитлер выписался из лазарета, где он, согласно его неоднократно цитировавшемуся высказыванию 1924 г., решил «стать политиком». Еще на фронте он со своим однополчанином Эрнстом Шмидтом, которого он в «Майн кампф» ошибочно называет «Шмидом», вел дискуссии о своем профессиональном будущем. Вплоть до конца войны он так до конца и не может определиться, станет ли он после войны архитектором или политиком.
Из Пазевалька он направляется в Мюнхен, в 7-ю роту 1-го запасного батальона 2-го Баварского пехотного полка, который с началом революции «находился в руках солдатского совета». По приезде в Мюнхен Гитлер поначалу приходит в растерянность от происходящих политических событий. Курт Эйснер, еврей, родившийся, по его собственным словам, в Берлине, бывший социал-демократ и редактор газеты «Форвертс», 7 ноября в результате «казачьего налета», как он сам иронически называет свою революцию, провозласил республику и захватил все правительственные учреждения. В отличие от Гитлера баварцы знают его, так как он известный журналист и театральный критик, в январе 1918 г. участвовал в мюнхенских забастовках, был арестован и в начале 1918 г. был участником судебного процесса по обвинению в государственной измене, а затем под влиянием социал-демократов снова проявил в сентябре политическую активность.[110] Баварский король, которому Гитлер присягал 8 октября 1914 г., поспешно и без борьбы оставил свой трон, кайзер Вильгельм II вообще сбежал за границу. Уже 13 ноября, еще до того, как Гитлер прибыл в Мюнхен, сбежавший король освободил от присяги «всех чиновников, офицеров и солдат» и предоставил им право действовать дальше в зависимости от сложившихся условий. В большинстве случаев офицеры и унтер-офицеры с радостью приняли новую власть и согласились служить ей, о чем Гитлер сразу же узнает в казарме. Лидер офицерского корпуса барон генерал фон Шпайдель уже 8 ноября заверил, что офицеры, «осознавая свой долг, окончательно и искренне переходят на службу народному государству». Ввиду сложившейся политической ситуации они порывают с королевской властью и волей-неволей приспосабливаются к новому положению. Ни они, ни полиция, ни остальное чиновничество, которое, как и прежде, продолжает свою деятельность, не решаются активно выступить с оружием в руках за правящий королевский дом.
Гитлеру «вся эта возня противна», однако он остается в казарме своей части, где его вместе со Шмидтом привлекают к караульной службе. Чтобы дополнительно подзаработать денег, он вместе с Эрнстом Шмидтом вызывается на сортировку военного обмундирования. И все же он находит время для того, чтобы продолжить свое образование, которое вынужден был прервать в августе 1914 г. В Мюнхене он находит подтверждение тому, что его приобретенные еще в Вене взгляды «на евреев» соответствуют действительности. Германского кайзера, который с 1900 по 1914 г. был для него в Леондинге, Линце, Штайре, Вене и Мюнхене символом имперской идеи, он уже в ноябре, будучи в Пазевальке, вычеркивает из своего «мировоззрения». В «Майн кампф» он напишет позже, что в Пазевальке понял причину поражения Германии: Вильгельм II «первым из германских кайзеров подал в знак примирения руку лидерам марксистов», не подозревая при этом, «что у этих негодяев нет никакого понятия о чести». Эту идею он отстаивает уже в период между декабрем 1918 и февралем 1919 г. Он обвиняет марксистов в том, что «одной рукой… они пожимали руку кайзеру», а другой «уже тянулись к кинжалу»,[111] чтобы «выполнить свою еврейскую миссию».[112] В Мюнхене в его распоряжение в 1918 г. попадают листовки и памфлеты националистического содержания, демонстрирующие болезненное национальное самосознание антисемитского толка. Вся вина за поражение Германии возлагается на евреев. Они обвиняются в том, что «их жажда власти и алчность… сделала Германию ненавистной для всего мира»,[113] что во время войны они заработали миллиарды на военных поставках и заказах, что они систематически разваливали Германию, готовя ее к установлению «власти еврейства», и инсценировали революцию только с той целью, чтобы предотвратить разоблачение этих фактов. Повсюду, не только в Баварии, фанатичные антисемиты проявляют себя словом и делом, пытаясь путем истеричных обвинений освободить отягощенный поражением и его последствиями немецкий национальный дух от сознания того, что в этой ситуации виновен прежде всего он сам.
Гитлер пока еще не собирается «вступать в политику». «Я не хотел ничего знать о политике, — излагает он в 'Майн кампф' свою позицию во время войны, — но не мог не высказать своего отношения к некоторым явлениям». В казарме он ведет себя незаметно, много читает, наблюдает за окружающими и избегает близких контактов с военнослужащими и штатскими, за исключением Эрнста Шмидта.
В начале февраля 1919 г. на построении 7-й роты 1-го запасного батальона делается объявление, что примерно двадцать солдат могут быть в качестве добровольцев направлены на охрану лагеря военнопленных в Траунштайне, так как задействованные там для охраны старики из ополчения уволены.
