Миша смотрел на такое нахальство и тихо бесился про себя. Ирене вместо приветствия лишь криво улыбнулся и в душе посулил черта. Впрочем, тут же взял себя в руки, успокоился. Ведь если сегодня все пойдет как нужно и хорошо, то мадам встреча с чертом непременным образом гарантирована уже вечером. Мысль, что нынче он видит Ирену в последний раз, и вовсе устыдила Мишу. Он даже было хотел подойти и сказать ей что-либо нравоучительное и напутственное, но сдержался и не подошел. Мадам предстояло отбыть в мир иной без «архангельского» благословения.
А в большом доме все шло своим чередом. Что значит – в доме с утра стояла шумная и бестолковая суета, напоминавшая экстренную эвакуацию бедлама, как, впрочем, и полагалось по случаю праздника. Ян в суматохе участия не принимал, а чинно восседал в главной гостиной, как и положено хозяину, и самим своим присутствием словно бы и участвовал в хлопотах. Иногда Рита или увешанный ракетами-фейерверками Сашок, кои он намеревался расставить собственноручно снаружи по периметру дома, на ходу обращались к Яну с пустым хозяйственным вопросом. Балашинский на все отвечал утвердительно, не вникая в суть. Вопросы все равно были неважные, важные решали хозяюшки Тата и Лерочка. А им бы и в голову не пришло спрашивать у хозяина то, в чем он, как и положено мужчине, ни бельмеса не смыслил. Да и не до того ему было. Главным сейчас являлось захватывающее ожидание, а в холодильном мини-баре его кабинета уже лежали готовые и заряженные шприцы, начиненные смертоносным раствором окиси серебра, в обиходном просторечии именуемым «концом света».
За праздничный, богатый стол сели около пяти вечера. Только свои, пришлых гостей в доме не было. Солнце еще светило вовсю, окна и в холлах, и в парадно украшенной гостиной были распахнуты, открывая вид на живописно перекопанный двор. В комнатах стояла умопомрачительная гамма запахов сладких французских духов, свежих сосновых иголок, цементного раствора и скипидара, что отчего-то создавало непередаваемо оживленную атмосферу вокзального терминала.
В шесть Балашинский встал из-за стола. Игриво и загадочно подмигнул присутствующим, намекнул, что должен срочно отбыть за неким сюрпризом для именинницы, и трогательно поцеловал Машеньку. После чего вышел из гостиной прочь. Маша удерживать его и задавать лишние вопросы не стала, сюрприз заинтриговал ее и поверг в счастливое нетерпение. Сюрприз и в самом деле был, запасенный заранее. Ян думал вручить дорогую побрякушку – колье с Машенькиными инициалами, все в разноцветных бриллиантах, сделанное по сему случаю на заказ, – еще утром. Но раздумал. Как раз получался удобный случай оправдать свое отсутствие. Ведь заказ мог и задержаться, едва поспев к сроку.
Выбравшись за ворота усадьбы, Ян, однако, не пошел через сторожевую будку охраны поселка, избегая лишних глаз и будущих возможных подозрений. Просто стремительно перемахнул ограду, точно минуя углы камер внешнего наблюдения. Потом проселком выбрался к дороге, остановил попутку. Вышел возле «Славянской», обошел гостиницу сзади, со стороны вокзала. Ключ от квартиры Ирены у него был при себе, как и заряженное в шприцы орудие возмездия. По его расчетам и наблюдениям Миши, Ирена и полковник должны были быть еще дома. Вечернее клубное время пока не наступило, а в выходные посещать офис у мадам не входило в привычку. Стало быть, коли голубки и отлучились куда по домашним нуждам, то вскоре объявятся, опять же Ирене непременно надо парадно переодеться. А он, Балашинский, ради удовольствия от встречи с ними, ничего, подождет. Хотя ждать и не пришлось. Ирена и Курятников, наплевав на все хозяйственные дела, были дома. И даже более того – в постели, голенькие и тепленькие.
Когда Балашинский, кошмарным и тихим привидением возник на пороге их опочивальни, Ирена все враз поняла. Аполлинарий Игнатьевич тоже сообразил, что влип во что-то зловещее и нехорошее, но во что именно, вот так сразу сказать бы не смог. Да и хваленая реакция бывалого опера его подвела, куда там угнаться за мадам.
Балашинский его в расчет и вовсе не взял. Знал, что схватка с Иреной будет молниеносной, полковник не только не успеет прийти на помощь подруге, но даже не поймет за это время, что к чему. А бой, снимай его кто со стороны и прокрути после в замедленном режиме, впечатлял. Два разъяренных вампа в полном молчании яростно и насмерть сцепились, пытаясь уничтожить друг друга. В пылу схватки и выпущенные острые клыки пошли в ход, отчего по комнате полетели веером кровавые брызги. На стороне Яна были вековой опыт и превосходящая физическая сила, плюс умение старого воина сохранять спокойствие и рассудок в самые роковые мгновения. За Ирену стояли первобытная ярость самки, сражающейся за право жить, ненависть и жестокое отчаяние рухнувших планов, дикий, смертоносный ужас преступника, схваченного за руку и не имеющего более что терять.
Все длилось не долее каких-то пяти секунд. Пока Ян, поймав Ирену на первой же ошибке, не переломил ей позвоночник. Ирена мешком рухнула на пол. Травма для вампа, конечно, не смертельная, но на время мадам будет обезврежена и неподвижна.
Ян повернулся к полковнику. Тот уже вскочил с постели и, как был нагишом, летел на Балашинского с могучей бронзовой статуэткой-канделябром наперевес. Выглядел он комично и нелепо, и Яна позабавил его наивный оптимизм. Пошлость бронзового снаряда и вовсе заставила поморщиться. Балашинский не стал останавливать безумного полковника или уклоняться от встречи. Выждав, когда Курятников, несомненно воображавший себя в ту минуту восставшим гладиатором, подбежит и замахнется, он одним жестом руки перехватил взметнувшуюся над ним бронзовую Диану и, продолжая естественное падающее движение тяжеленного канделябра вниз, перебил Аполлинарию Игнатьевичу обе ноги. Курятников с воем осел на пушистый, в острых хрустальных осколках, коврик у расколоченного в драке трюмо. Балашинский на всякий случай еще наподдал Аполлинарию Игнатьевичу по беззащитным в данный момент, обнаженным гениталиям, чем и ввел Курятникова в необходимую дополнительную задумчивость.
Пока Курятников набирался впечатлений, зажав свое оскорбленное мужское достоинство обеими руками, что, впрочем, мало ему помогало, Ян тем временем проворно вынул из внутреннего кармана летней куртки плоский стальной футляр. Извлечь шприц и снять защитный колпачок было пустяковым делом. Еще через секунду раствор с оксидом серебра без приключений перекочевал в вену на локтевом сгибе руки полковника, который от боли в напрочь отбитых яйцах даже не почувствовал комариного укуса укола.
После Балашинский подошел к беспомощно распростертой Ирене. Сломанный в поясничном отделе позвоночник не позволял ей встать, но нисколько не мешал браниться и сыпать проклятиями. Ян не спеша сел с ней рядом, прижав одну ее руку коленом к полу, другую, словно веточку, переломил в плече. Достал из стальной коробки второй шприц.
– Можешь, если хочешь, сказать последнее слово, – позволил он Ирене и тут же предупредил: – Это не в том смысле, что я готов слушать твою вульгарную, безобразную ругань.
Ирена браниться перестала, смотрела на своего судью и палача снизу вверх. Изломанное тело невыносимо болело, мешая сосредоточиться на главном. Возможно, она еще купит себе жизнь, если сможет правильно сторговать ему страшную правду. Бомба в доме уже заложена, и таймер сработает в семь часов. Когда пир будет в разгаре и подвыпившие гости еще не встанут из-за праздничного стола. Это значит – через пятнадцать минут. Достаточно времени, чтобы отзвонить поганцу «архангелу» и отправить его в котельную отключить взрыватель. Потом уже можно будет в виде добровольного покаяния указать и места, где схоронены заряды с напалмом. Но Ирена тут же подумала и о другом: к чему все это? План ее не удался, и в лучшем случае ее ждет опала и заключение в бункере или все та же, только отсроченная на неопределенное время, казнь. Но может, еще удастся месть. Она умрет сейчас, но точно зная, что и те, другие, в далеком, прошлом ее доме тоже мертвы. И Ян ничего не сможет с этим поделать. Только созерцать руины, под которыми погребены его жена и сын. «И дурак „архангел“ тоже», – услужливо подсказало прояснившееся сознание. Эта последняя счастливая мысль и утвердила Ирену в ее решимости промолчать и принять смерть, как она есть.
– Чтоб ты сдох! – только и выдохнула она на прощание. Потом равнодушно смотрела, как смерть перетекает из иглы в ее тело, наполняя его вязкой, ватной беспомощностью. Потом и ей, и телу стало все равно.
Балашинский неспешно упаковал оба шприца в футляр. После вытащил из бара литровую бутыль «Смирновской». Облил кровать и пол спальни. Крепко запер стальную входную дверь.
Длинная каминная спичка, зажженная, упала на постель, еще одна – рядом с телом Ирены на ковер. После, дождавшись, пока пламя разгорится как следует, Ян незаметно выскользнул через балкон.
Обратная попутка подъезжала к поселку, когда Яну бросилось в глаза необычное количество милицейских машин у проходной и густой, страшный дым, валивший из глубины со стороны большого дома. Выли сирены. Балашинский тут же отпустил частника, решив далее идти пешком. В
