смысле, что и дом, и родня, и даже домашние животные многое могут рассказать о человеке. Но всему свое время. Вы согласны?
Благо дошли уже до угла ее дома, и Маша только коротко кивнула в ответ, сглотнула с судорогой слюну и стала спешно прощаться. Балашинский ее не удерживал. Пообещал навестить в университете на днях, и только. Но лишние слова были не нужны обоим. И так уже против воли каждый услышал и сказал больше, чем хотел. Надо было осадить в себе, передумать и воспринять события и слова случившегося вечера.
Переступив порог квартиры, Маша приготовилась к объяснению с матерью, на ходу придумала и спешное задание, потребовавшее усидчивых поисков в библиотеке и заставившее ее позабыть о реальности времени. Но Надежда Антоновна ничего у дочери не спрашивала и валерьяновых капель не пила. Словно был поздний Машин приход уже и в порядке вещей. А может, мама и пообвыклась с непредсказуемостью ученой, студенческой жизни, и отныне Машины опоздания не нуждались более в оправданиях.
Причина внешнего спокойствия Надежды Антоновны лежала совсем в другом измерении и ничего общего с привычкой не имела.
Утром того же дня Надежда Антоновна проснулась с тревожными воспоминаниями о вчерашних беспокойствах и сомнениях. Откладывать в долгий ящик разъяснения, касающиеся благополучия дочери, было не в ее характере. Оттого Надежда Антоновна и отпросилась у заведующего отделением на послеобеденное время. К счастью, амбулаторный прием вела она с утра, а в клинике уговорился подежурить на ее месте душка Иван Всеволодович Петухов, вдовый и сочувствующий жизненным перипетиям врача Голубицкой.
На факультете Надежда Антоновна прежде всего сверилась с расписанием, чтобы ненароком не столкнуться с дочерью и не вызвать в ней недовольства своим рвением. Потом уже собиралась заглянуть прямиком на кафедру к кураторше Аделаиде Гавриловне и разъяснить с ней компьютерный вопрос. Но в последний момент не удержалась, очень уж хотелось украдкой полюбоваться на Машу.
В Восточной аудитории читали линейную алгебру, Бог знает, что за предмет такой, как раз для Машиного потока. Туда Надежда Антоновна и отправилась. Центральная дверь была приоткрыта и даже словно приглашала войти. Надежда Антоновна тихой мышкой проскользнула внутрь. Большая аудитория расходилась веерообразно многорядным амфитеатром и с высоты верхнего яруса просматривалась как на ладони. Но как ни вглядывалась Надежда Антоновна, даже и очки надела, Машу среди студентов, внимающих лектору, она не обнаружила.
Притаившись за колонной, Надежда Антоновна стала ждать. Вдруг дочь отлучилась по срочной туалетной надобности? Однако отзвенел и звонок на перерыв, и начался следующий академический час, а о Маше не было ни слуху ни духу. И старшей Голубицкой стало ясно, что ожидание ее бессмысленно и еще более бессмысленен поход к кураторше. Компьютерный – утешительный – вариант отпадал сам собой. Надежде Антоновне оставалось только собрать нервы и волю в кулак и ехать домой. Ждать, наблюдать и, главное, сохранять спокойствие. И думать, думать, думать. О том, как спасать собственного дорогого ребенка. И прежде осторожно выяснить, от чего или от кого предстоит спасать Машу.
Глава 7
НАЖИВКА
Гимор позвонил Мише в середине недели и от имени своего босса назначил день и время представления. Выходило, что знакомство Чистоплюева с мадам должно было состояться в пятницу, после присутственных часов. Что вполне соответствовало плану задуманной операции. Субботний день – выходной, пятничный московский вечер – разгульный и тусовочный. А уж мадам постарается придержать возле себя ходока-депутата, и дай Бог Чистоплюеву выбраться из ее пылких объятий к следующему утру.
Вечером, возвратясь из большого дома в собственный коттеджик, Миша пересказывал Ритке свои удачи за день. Хозяин деятельность помощника одобрил, Ирене же велел не зевать.
Рита слушала не очень внимательно, дурачилась и то и дело висла на муже, зажимая ему ладошками глаза со спины. Когда Миша вернулся домой, она уже собиралась спать и теперь разгуливала в байковой пижаме с трогательными розовыми котятами.
– Все-таки здорово, что Ирена тебя терпеть не может. – Ритка расположилась у Миши на коленях и хулиганила, дергая его за уши.
– Чего ж хорошего? Общине от этого только вред. – Как ни трепала и ни тормошила его Ритка, рассудительности «архангел» не утратил.
– Дурак ты, и уши у тебя холодные! – Ритка, будто в подтверждение, дернула Мишу за оба уха особенно сильно. – А то бы она тебя давно увела.
– Ничего бы у нее не вышло. Я – не Стас, и уж тем более не Чистоплюев. – Миша про себя даже пришел в негодование от мысли, что Ирена может поставить его на одну доску с таким, как Чистоплюев, и ради прихоти попытаться отнять и разрушить самое дорогое, что есть у него в сегодняшней жизни.
– Ты – мое сокровище. Ни у кого на свете больше такого мужа нет! – И довольная Ритка стала тормошить его с удвоенной силой, одновременно целуя в нос и щеки. Однако, с присущей ей в домашнем обиходе непоседливостью, тут же перескочила на другую тему: – А правда, что у Яна в городе есть девушка?
– Господи, какая еще девушка? Зачем это ему? – удивился Миша. – С чего ты взяла?
– Мне Лерка за обедом намекала, но как-то туманно... А Тата сидела расстроенная, – с довольным видом всезнайки сообщила Ритка.
– Ну, не знаю, я ничего не слышал. Наверное, враки. Или Ирена зачем-то опять мутит воду. – Миша умолк ненадолго, словно задумался. Потом решительно сказал: – Даже если и правда, то какая разница?
– Как – какая разница? Значит, кроме хозяина, у нас теперь и хозяйка будет? – Ритка звонко рассмеялась. – Мне, конечно, все равно, у меня ты есть. А вот Тате, положим, не все равно. А Ирена просто взбесится... Только ты прав – это наверняка очередные враки и сплетни. Хозяин ведь не может.
– Почему это не может?! – Тут уж Миша возмутился. – Ян нам разве навечно в няньки поставлен? За всеми и каждым в отдельности присматривай, чуть что не сопли утирай, а для себя жить – ни-ни? Ведь так нельзя. Ты только посмотри, сколько в нашей общине вампов по-настоящему делом заняты. Не для себя или из-под палки, а для всех и от души. Я да, пожалуй, еще Макс. Ирене только дай власть над другим, а еще лучше – хозяина в личное пользование. Лерка и Тата дальше огорода ничего не видят. Стас только охотится и кайф ловит, а нос дерет не меньше, чем президент России. Ты и Сашок, вы больше о своей любви думаете, оттого и помогаете. Ты – мне, а он – Максу. Спасибо, конечно, но глобальных проблем это не решит. Про Фому я вообще не говорю. Он как Моисей на горе. Наверху пастырь, а внизу одни овцы заблудшие. Всех учить жить – еще не великая заслуга. Надо иногда и работать.
– Мишанька, ну чего ты завелся? Ну не хотят Фома и девчонки дела делать, и не надо. Сами справимся, – миролюбиво сказала Рита, пытаясь перевести разговор в иное, безоблачное русло.
– Справимся, конечно, – согласился с ней «архангел», хотя и помрачнел, – но полезно иногда и понятие иметь, откуда что берется. Те же деньги или, к примеру, наша безопасность. Ведь не на Луне же живут, а в семье. Я уж Фоме предлагал – веди хоть общинную бухгалтерию, все равно на диванах целый день валяешься. Так нет. У него голова, видишь ли, для этого не устроена. Как будто я или Макс всю жизнь мечтали дебет с кредитом сводить! А надо, и делаем. И не жалуемся, между прочим.
– Ну хочешь, я на бухгалтера выучусь? Медицинский брошу, пойду в Плехановку? – ласкаясь к мужу, жалобно спросила Рита.
– Ты уж учись. Мало ли когда и зачем понадобится. – Миша улыбнулся, прижал Ритину голову к своему плечу.
– Думаешь, когда-нибудь найдется средство, чтобы нам без «сока» обходиться и никого не убивать? – тихо и грустно прозвучал Риткин голос.
– Это-то меня меньше всего беспокоит. Не нами такой порядок вещей заведен, не нам его и менять. Каждый пьет и будет пить кровь другого, в том или ином смысле... – Тут Миша сделал паузу специально для Ритки, чтобы следующие его слова как следует прозвучали: – А людей мне не жаль. Они сами виноваты – сделали все, чтобы не оставить в моей душе места для этого чувства... А в нашем с тобой мире все просто. Община – она по одну сторону баррикад, «коровы» – по другую. Это и есть идеальный мир. Начни его менять, и придет беда. От тех же людей, которых ты не хочешь убивать.
