— Большая подкожная вена на ноге. Или — из половых органов.
— И вы не боитесь СПИДа?
— Не боюсь.
— А как же все-таки вы выбираете партнера?
— По запаху. (Смеется.) Выбрать — самое сложное. Это чутье. Чувство. Особый орган, если хотите. Только у Посвященных.
— Но вы говорили, что занимались этим задолго до того, как стали Посвященным? Как тогда выбирали?
— До Посвящения источник находит Наставник.
— Ну хорошо. Допустим, вы нашли кого нужно, а что потом? Как вы вступаете в контакт?
— По-разному. Это просто.
— И все-таки? Допустим, избранная вами — молодая, красивая и избалованная девушка…
— Я же сказал — это несложно! Хотя бы с помощью вот этого!
(Фотография визитной карточки, в которой сказано:
Карахарадов Анджей Вячеславович. Экспериментальное творческое объединение „Росэфир“. Режиссер-сопродюсер. Тел./факс: (812) 292–57–85.)
— Это — настоящее?
— Отчасти.
— А если она все-таки не заинтересуется?
— Исключено.
— Ладно, допустим, она приняла ваше предложение. Куда вы ее ведете?
— Сюда.
— Прямо домой? Не боитесь?
— Чего?
— Вдруг она вас выдаст, скажем, милиции?
— Тот, с кем я связан таинством, не выдаст меня никогда!
— Хорошо, хорошо, я не спорю! А как вы относитесь к сексу?
— Использую при необходимости.
— То есть вы способны к интимным отношениям?
— Я могу совокупиться с мужчиной или с женщиной.
— И как вам этот… процесс?
— Вы в детстве сосали палец?
— Говорят, что да.
— Попробуйте сейчас.
— Зачем?
— Попробуйте! Ну что, как вам этот… процесс?
— Спасибо, я понял. Скажите, не всякий, кто подходит вам в качестве партнера, может стать вампиром, так?
— Очевидно. Этого удостаиваются немногие.
— А есть способ уберечься от вашего… внимания?
— Уберечься? Зачем?
— И все-таки? Чеснок? Крест?
— Чеснок? (Смеется.) Тот, кто ходит со связкой чеснока на шее, меня вряд ли заинтересует!
— А крест?
— Верующие? Нет, это не мое. Но крест сам по себе — только крест. Предмет. Как брошь или кулон. Как вы, Арнольд, поразительно тупы! Мой, как вы выразились, партнер хочет стать моим!
И он счастлив, когда отдает мне свою кровь, зная, что она мне необходима!
— Ага! Значит, вы не можете не пить кровь?
— Могу. Но буду страдать.
— Заболеете? Ваше тело начнет разрушаться?
— Мое тело не болеет и не разрушается. Его существование поддерживают другие источники!
— Какие?
— Вам не понять.
— Я постараюсь!
— Я сказал: вам не понять!
— А отчего вы будете страдать?
— Мое предназначение. У вас еще два вопроса!
— Но…
— Два вопроса!
— Скажите, вы — единственный, если так можно выразиться, тип вампира? Или есть и другие?
— Есть другие. Последний вопрос?
— Вам хорошо быть таким, какой вы есть?
— Да! Лучшего я не мог бы и помыслить! И вы — тоже. Но вы мне не нравитесь! (Смеется.)»
— Прочел? — спросил отец Егорий, когда Ласковин отложил газету. Андрей кивнул.
— Что скажешь?
— Вранье. Но не без изящества. Бульварная утка-мандаринка.
Отец Егорий помолчал, потом изрек:
— Завтра наведаемся в этот… «Бурдель». Адрес там есть?
— Должен быть.
— Батюшка, — вмешался Степаныч. — Там еще про расчленителя есть, маньяка.
— Всему свое время, — сказал Игорь Саввич. — Андрей, выключи «ящик». И ты, Степаныч, давай подсаживайся поближе. О хорошем поговорим.
О Символе веры нашей. Ты, Андрей, его уж знаешь, верно?
— Знаю, — подтвердил Ласковин. — Каждый раз ведь на богослужении поем.
— Неплохо, — кивнул отец Егорий. — Символ сей каждый христианин и умом, и сердцем знать должен. И сердцем! — подчеркнул он. — Если говоришь «Верю!» — понимай и чувствуй каждое слово. Но помнить нужно, что Символ сей был принят лишь в 325 году от Рождества Христова на Первом Вселенском Соборе в Никее. И дополнен он был на Втором Вселенском Соборе. Первохристианам же в час Крещения довольно было сказать: верую в Иисуса Христа, как в Господа, — и его крестили во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Потому что сильна была в те времена вера, и была она выше догматов. И были те христиане духовны и едины. Но сказано Апостолом: «Мир во зле лежит», и грех пришел в мир вместе с человеком. Но пришел Господь и кровью Своей освободил нас от власти сатаны.
Однако в мире свирепствует зло, и верные Господу испытываются в сем пламени. Отступников ждет возмездие, но зло, посеянное одним, пожинается целыми народами. И ныне справедливы слова Иоанна Златоуста, что кажется порой, нет худших врагов Христа, нежели мы сами. И, может, нынешний век еще греховней и страшней, чем любой из прошлых.
Отец Егорий остановился, чтобы перевести дух, и Андрей, воспользовавшись случаем, спросил:
— И куда же мы движемся?
— Кто — мы?
— Мир.
— Движемся мы к Страшному Суду, — ответил отец Егорий.
— Тому, что Свидетели Иеговы в прошлом ноябре обещали?
Игорь Саввич скривился, как от нестерпимой горечи, и сказал сердито:
— Самому Иисусу в дни Служения его на земле тайна сия не была открыта! Кто скажет тебе, что ведом ему срок, — лжец и в руках диавола! Те самые плоды, — он повернулся к Смушко, — те самые, по которым и опознается слуга сатаны!
— Значит, — произнес Андрей, — зло все усиливается, и чем дальше, тем хуже?
— Упрощаешь, — возразил отец Егорий. — Да, зло усиливается. Но и добро тоже. И Свет Господень
