выгодно?
И оказывается, любое убийство выгодно слишком многим.
Например, рассматривается возможное участие агентства недвижимости «Триплекс». Они пытались прибрать тот пустырь, на котором сейчас строится приют. Или – чеченские боевики. Я бы на вашем месте, Андрей, попробовал зайти с другой стороны,– предложил Вадим.– И мы, и милиция исходим из предпосылки, что объектом покушения был Потмаков. А если убийца имел в виду вас? Может быть?
– Может,– согласился Ласковин.
– В таком случае проработайте этот вариант. Своих врагов вы знаете?
– Некоторых. А насколько можно рассчитывать на официальное расследование?
– Милиция будет землю рыть. Пока не утихнет шумиха. Это то, чего хотят власти. Но рыть будут – так,– он показал ладонью на уровне пояса,– и не глубже. Не рассчитывайте, что убийца будет найден. А если и найден – что это действительно убийца.
– А как насчет агентства? – спросил Ласковин.– Может, мне с ними… поговорить.
– Не тратьте время. Для агентства это – копеечное дело. Киллер стоит дороже. Прозондируйте по собственной линии и держите со мной связь. А теперь – прошу прощения. Время.
– Вернемся обратно,– предложил Андрей.– Я вас подвезу.
– Не стоит, до встречи, Андрей.
Ласковин несколько секунд смотрел на удаляющуюся спину в черном осеннем пальто. Вот человек, общаясь с которым, Андрей чувствовал себя словно за толстым стеклом.
К Зимородинскому Андрей приехал под самый конец тренировки. У него было два дела. Первое – взглянуть, как продвигаются его протеже, а второе – договориться о встрече со Славой тет-а-тет. Андрей уже решил, какого рода помощь ему потребуется, и надеялся, что Зимородинский ему не откажет. Хотя, как знать. Тем, что относилось к тайным аспектам мастерства, Слава делился скупо.
Когда Андрей вошел в зал, Зимородинский остановил тренировку и заставил учеников поклониться. Надо сказать, Ласковина здесь знали. Хотя многие – заочно.
К истории своей школы Зимородинский относился серьезно. А история школы – это ученики, которые достигли определенных высот искусства. В раздевалке одна стена была сплошь увешана фотографиями: Шиляй, Крупицкий, Арсюха Стужин, Ростик Саэтдинов, Пашка Важнов. Призеры, чемпионы, победители. «Об учителе – по ученикам!» – говаривал Слава. Как правило, в оправдание, почему сам никогда ни в каких соревнованиях не участвовал. Он – сэнсэй, а двукратный чемпион России Крупицкий – его ученик. Впрочем, кое-кто полагал: выступи Зимородинский на чемпионате – и не быть Крупицкому чемпионом, потому что весовая категория у них – одна.
Ласковин лавров не стяжал, но среди прочих и его фотографий хватало. Потому-то и принимался «молодыми» с почтением.
С максимальной торжественностью Зимородинский сообщил: «Недавно у нас был праздник. Еще один ученик нашей школы получил первый дан. Вот он перед вами, новый сэнсэй и мастер».
Группа, как и положено, отреагировала боевым кличем, с воздыманием сжатого кулака. Еще один ритуал Зимородинского. Не важно, что он сам присвоил Андрею этот самый черный пояс. Важен – факт. Успех Ласковина – успех распоследнего новичка, принятого неделю назад. И новичок этот, скорее всего, будет продвигаться не менее успешно. Иначе Вячеслав Михайлович порекомендовал бы кандидату другого учителя.
Федя и Юра светились от удовольствия. Как же: они лично знакомы с мастером! И еще один праздник: оба сегодня в первый раз допущены к кумитэ. Ласковину ясно было: это – аванс. Так сказать, сувенир для новоиспеченного мастера. И поставил Зимородинский обоих против опытных ребят, «желтых поясов», работавших корректно и вместе с тем давших «молодым» показать себя. Первое кумитэ – ого! Тут нужен успех.
Работали оба неплохо: реально, относительно чисто. Базовая техника, правда, превалировала. Но о Юре можно было сразу сказать: способный парень. Ухитрился даже вазари заработать на обводящем сюто. Ударчик, конечно, слабенький вышел, не вдруг и заметишь, но движение было начато эффектно и замаскировано как надо. Зимородинский начинающих такому не учил. Должно быть, у старших насмотрелся.
– Двадцать отжиманий на кулаках, двадцать – на пальцах, тридцать складываний и тридцать приседаний с май-гери,– распорядился Зимородинский и, указав одному из старших учеников: проконтролировать, подошел к Андрею.
– Надо бы тебе официальную квалификацию устроить,– предложил он.– Я Гурвина попрошу. Или Пака. Обставим торжественно…
– Слава,– сказал Ласковин.– Некогда в игрушки играть. Мне нужна твоя помощь, Слава!
– Какая? – спросил сэнсэй, разминая пальцы. На Ласковина он не смотрел.
– Сить, хать… – хлопая в ладоши, считал поставленный надзирать ученик.– Ку…
Андрей облизнул вдруг пересохшие губы:
– Научи меня убивать.
– Не понял,– произнес Зимородинский, все еще глядя в зал.
– Я должен научиться убивать,– повторил Андрей.– И ты меня научишь.
Это была уже не просьба – требование.
– В смысле? – Зимородинский прекрасно понимал, о чем говорит его ученик. Но еще не настало время ответа.
– Разве в слове «убивать» – несколько смыслов? – спросил Ласковин.
Зимородинский покачал головой.
– Ты можешь сломать кость. Или свернуть шею,– сказал он.– Или пробить череп. Ты можешь задушить или проткнуть горло. Все это приведет к смерти. Ты можешь убивать руками, или нунчаку, или из пистолета, который таскаешь под мышкой,– он усмехнулся.– О чем ты просишь?
– Я прошу… – Андрей говорил медленно, подыскивая слова,– я говорю об умении убивать, не ломая костей, не кулаком и не пулей. Ты знаешь, о чем я!
– А ты знаешь?
Андрей пожал плечами:
– Думаю, что нет.
– Но просишь?
– Ты знаешь! – твердо ответил Ласковин.
– Я должен подумать,– произнес Зимородинский.– Можешь сказать, что тебя надоумило?
– Считай, что было озарение,– ответил Андрей.
– Хорошо,– сказал Вячеслав Михайлович.– Приезжай сюда сегодня в одиннадцать вечера. Я дам ответ.
«И было ко мне слово Господне: сын человеческий! Были две женщины, дочери одной матери, и блудили они в Египте, блудили в своей молодости; там измяты груди их, и там растлили девственные сосцы их. Имена им: большой – Огола, а сестре ее – Оголива. И были они Моими, и рождали сыновей и дочерей; и именовались: Огола – Самариею, Оголива – Иерусалимом. И стала Огола блудить от Меня и пристрастилась к своим любовникам, к Ассириянам, к соседям своим, одевающимся в ткани яхонтового цвета, к областеначальникам и градоправителям, ко всем красивым юношам, всадникам, ездящим на конях; и расточала блудодеяния свои со всеми отборными из сынов Ассура, и оскверняла себя всеми идолами тех, к кому ни пристращалась; не переставала блудить и с Египтянами, потому что они с нею спали в молодости ее, и растлевали девственные сосцы ее, и изливали на нее похоть свою. За то Я и отдал ее в руки любовников ее, в руки сынов Ассура, к которым она пристрастилась. Они открыли наготу ее, взяли сыновей ее и дочерей ее, а ее убили мечом. И она сделалась позором между женщинами, когда совершили над нею казнь.
Сестра же ее, Оголива, видела это и еще развращеннее была в любви своей, и блужение ее превзошло блужение сестры ее».
– Какой гость! – проговорил Смушко, откладывая Библию.– Милости просим!
Отец Егорий, открывший глаза, когда его староста прекратил чтение, медленно качнул головой.
