приземлился уже на другой стороне. Не останавливаясь, не давая овладеть собой страху и нерешительности, я поднялся по ступеням к двери в будку сторожа, толкнул ее, но она оказалась заперта. Тогда я не очень громко, но требовательно постучал.
Не сразу из темноты к окнам подплыл долговязый парень со взлохмаченной головой. Не подходя к двери близко, он громко спросил:
– Чего надо?
– Машину забрать, – ответил я, всем своим видом показывая, что очень тороплюсь, и полез в нагрудный карман. – Через час в Шереметьево самолет прилетает. Вот свидетельство… – Парень поверил, открыл дверь, широко зевнул и протянул руку за свидетельством. Он не успел закрыть рот, и ствол пистолета лег ему на язык.
– Тихо, – попросил я. – Не будешь брыкаться – останешься жив. Где ключи от замка ворот?
– Э-а-у-о-э, – ответил он. Ему было трудно говорить членораздельно с пистолетом во рту.
Я втолкнул его в будку и прикрыл за собой дверь.
– Еще разок, – попросил я. – Не разобрал.
– Лежат в тумбочке, – ответил парень, вытирая ладонью губы. – Я сделаю все, что вы скажете…
Он пятился спиной к топчану, рядом с которым светился малиновыми спиралями электрообогреватель.
– А где второй сторож? Где дед? – не удержался я от вопроса.
– Его… Он… – тянул парень, и его глаза наполнялись ужасом. Он боялся произнести «Его убили», словно эти слова могли стать мне подсказкой, ответом на вопрос: что делать с этим непричесанным и перепуганным насмерть парнем.
– Бери ключи, сынок, и открывай ворота, – ласково произнес я, помахивая пистолетом. – И ничего не бойся. Я возьму только то, что принадлежит мне. Ясно?
– Ясно, – с готовностью ответил парень и сильно кивнул.
Оглядываясь на пистолет, он быстро присел рядом с тумбочкой, выдвинул ящик, сгреб связку ключей и протянул ее мне.
– Открывай! Смелее! – поторопил я.
Пятясь бочком, он вышел из будки, соскользнул по обледенелым ступеням на снег и занялся замком. У него получилось не сразу, и парень немного подышал на руки, прежде чем сумел провернуть ключ, снять замок и распахнуть створки.
– Не волнуйся! – сказал я ему напоследок и пошел к «Опелю». «Прав Аль Капоне, – думал я. – Тысячу раз прав».
Он был прав, но в другом. Когда я открыл дверь машины, сел на свое привычное сиденье, запустил стартер и услышал родной гул мотора, мне показалось, что все проблемы уже позади. Здесь, в маленьком уютном салоне, уже несколько суток подряд заменяющем мне дом, за рулем послушной и сильной машины, жизнь представлялась мне увлекательной игрой вроде компьютерной, когда легким движением руки вращаешь виртуальный мир джойстиком на свое усмотрение.
Я тронул рычаг стеклоочистителя. Щетки сгребли снег в сторону, нарисовав два прозрачных конуса. Я тронулся с места, испытывая настоящий восторг от ощущения власти над машиной и своей силы, и не сразу разглядел, что парень делает у ворот. Только когда свет фар ударил по черной сетке, я увидел, что сторож, снова навесив на ворота замок, со всех ног кинулся в будку и с треском захлопнул за собой дверь.
«Вот же гаденыш!» – подумал я, уже вместо восторга испытывая стыд оттого, что меня с такой легкостью облапошил пацан. Я затормозил у самых ворот, выскочил из машины, дернул створку ворот, убедился, что замок не просто навешен, а закрыт на ключ, и со злостью пнул ногой по сетке.
Когда я поднялся по ступенькам к двери и посмотрел через стекло в будку, то понял, что никакие уговоры или угрозы уже не помогут. Парень, забившись в угол ночлежки, о чем-то торопливо лопотал по телефону.
Я кинулся к машине, ясно понимая, что если второй раз брошу ее здесь, то уже никогда не получу обратно, сел за руль, дал задний ход для разбега и, поставив рычаг передач в форсажный режим, вдавил педаль акселератора в пол.
Лучше бы я подставил под удар свою голову, чем любимую машину, но, на мое несчастье, голова была намного слабее каленого стального бампера «Опеля». В момент, когда от страшного удара створки ворот разлетелись в стороны, я закричал от фантомной боли и на мгновение закрыл глаза. Толстостволое дерево, на которое я прямиком мчался, «Опель» уже бы не выдержал, и я лишь каким-то чудом сумел увернуться от удара и, мячом подскочив на выбоине, протаранил сугроб и вылетел на проезжую часть.
Бормоча под нос то ли ругательства, то ли молитвы, я снова приналег на педаль акселератора, петляя по темным улочкам и дворам, и, только удалившись на приличное расстояние от стоянки, вырулил на освещенный проспект.
По Автозаводскому мосту я выехал на Мытную и оттуда вырулил на Садовое кольцо. В Москве я ориентировался плохо. После крохотного провинциального Судака, оживающего и наполняющегося людьми только в курортный сезон, здесь я чувствовал себя неуютно, и мне казалось, что мой престижный и сильный даже для Москвы «Опель» тоже подавлен наглой целе-устремленностью столичных машин и покорно уступает место на полосе грязным «Москвичам» и «Запорожцам».
Я ехал медленно, рассматривая яркие вывески дорогих магазинов, горящие неоновым светом витрины, на фоне которых мелькали темные фигуры одиноких прохожих. Несколько стандартных девушек с распущенными волосами, одетых в короткие полушубки, топтали туфельками утрамбованный снег, курили и с профессиональным интересом провожали глазами мою машину.
Благодаря дорожным знакам, запрещающим «шаг влево, шаг вправо», меня вынесло на Тверскую. У площади Белорусского вокзала я попал в пробку, что было весьма странно для столь позднего часа. Кажется, у моста столкнулись несколько машин, и милиция перекрыла движение. Над плотным строем машин клубился дым выхлопов. Красные габаритные огни напоминали угли в гигантском мангале. Справа от меня содрогалась от нетерпения темная иномарка, кажется, «Фольксваген-Пассат». Затемненное боковое стекло
