Люди столпились на палубах, словно надеясь увидеть в сгущающейся позади темноте саму Морскую богиню, поднявшую этот странный ветер.
– Ты? – вполголоса спросил мнимый Нор у мнимого купца.
– Я,– ответил маг.– Ты не поплывешь на север, светлейший. У тебя другая судьба!
– Я приму ее,– сказал молодой воин и вздохнул.– Я помню, что сказали кости!
– Утешься! – промолвил маг, и Нор услышал его сухой смешок.– Те, кто наследует тебе, Ролф, сын Асхенны, сочтут тебя величайшим из героев, а твой народ, народ, который создашь ты… О! Таким народом можно гордиться! Но знай: выбор у тебя есть!
– Я сказал, что приму свою судьбу! – надменно проговорил светлорожденный.
– Не сердись, светлейший! – сочувственно сказал маг.– Важно, чтобы ты принял ее добровольно, а не потому, что некий маг вздумал побаловаться с воздушной стихией! Ты – сын своего отца!
– Хорошее начало для легенды! – заметил сын Асхенны.
– Так и есть. Ты плывешь на Юг. Как и подобает герою.
– Я должен сказать своим людям! – вдруг вспомнил северянин.– Как я понял, им тоже придется стать героями?
– Придется! Но сказать им об этом ты еще успеешь: вы теперь не расстанетесь!
– И что нас ждет?
– Я покажу тебе место, которое станет вашим домом!
– Купцы! – сказал светлорожденный.– Я поклялся: если они помогут, то вернутся домой!
– Они вернутся! – пообещал маг.– То, что сказал я, касается только тебя и твоих людей. И еще тех, кто придет к вам позже.
– Но объясни…
– Успею,– Нор, нет, Ролф Асенар, опять услышал сухой смешок.– Когда корабли уйдут, я останусь с вами. Иначе не будет никакого народа – вы погибнете прежде, чем научитесь выживать.
– Приятно слышать! – усмехнулся светлорожденный.– Только ты ошибся, маг! Не будет никакого народа. И вряд ли кто-то наследует мне!
– Почему, светлейший?
– Ты мог заметить: среди нас нет женщин! Или вы, маги…
– Нет! Я сказал тебе: корабли уйдут. Но это – не все!
– Что же еще?
– Они вернутся!
«…Вот история, поведанная мне Троем-Странником. Что было далее со светлейшим Тордом, сыном Асхенны и теми, кто последовал за ним, мне неведомо. Но ведомо, что свершилось задуманное мудрыми и полтора века спустя в самом сердце Гибельного Леса был зачат и рожден тот, о ком было сказано. И текла в его жилах чуждая злу благородная кровь доблестного Асхенны».
Рассвет, серый и влажный, тяжело пробивался сквозь бледно-розовые жгуты лиан над Окраинной Топью. Зодчий Тилод… Нет, тот, кого полгода назад называли зодчим Тилодом, а здесь имя его было – Несмех, не вставая, потянулся рукой, зачерпнул теплую, пахнущую тиной воду, ополоснул липкое от пота лицо. Плавучий островок под ним качнулся, скверно запахло болотным газом. Несмех сел. Движение его спугнуло крупную лягву на соседнем островке. Сильно оттолкнувшись задними лапами, лягва плюхнулась в воду. Несмех извлек из ножен меч. За ночь лезвие тронула ржавчина, и Несмех провел по клинку пучком мха. В животе было пусто. Он с сожалением вспомнил о только что сбежавшей лягве.
«Нужно трогаться»,– решил Несмех и встал на колено.
Островок заплясал на гладкой воде.
Кожа ладоней разбухла от сырости.
«Ничего,– подумал Несмех.– Попадется прогалина – погреюсь на солнышке!»
Он взял шест, легкий тростниковый ствол, и погнал островок в сторону восхода. Голод, напоминая о себе, снова куснул желудок. Севернее, там, где Окраинная Топь переходила в липкую грязь между корнями деревьев, Несмеху не пришлось бы страдать от голода. Зато здесь безопасней. Эх, жаль, что у него нет лука! И жаль, что здешняя древесина не годится даже для дротика!
Островок медленно скользил между мшистыми корявыми стволами, голыми и изломанными, как паучьи ноги. Наверху они прочно вцеплялись один в другой, срастались, свешивали вниз белые липкие корни. Гиблое место. Но, волей богов, здесь нет ни хищных южных растений, ни смертельно опасных тварей Гибельного Леса. Никого, крупней огненных слизней, а от них не так уж сложно держаться подальше. Еще день-два – и он доберется до истоков Зеленой Реки. А там Город-на-Берегу. Черные Охотники Вечного Лона.
«Должно быть, я первый из ссыльных, который сумел удрать!» – с удовольствием подумал Несмех.– Солдаты боятся Леса, как прачка – кугурра. И у них есть все основания для страха. Да что там, Несмех и сам боится. Одиночке не пережить ночь в Гибельном Лесу. Иное дело – Окраинная Топь.
Несмех оттолкнулся шестом. Прямо перед островком высунулась из воды белесая голова лягвы. Присоски на растопыренных лапах прилипли к перекрученному стволу Хмельного Дерева. Несмеха лягва не видела, и человек застыл, только рука шарила меч. Тоже ведь дар богов! Найти меч в Южных Болотах!
Земноводное быстро дергало головой с широко расставленными выпученными глазами. Островок подплывал все ближе и ближе…
Несмех напрягся… Но тут удача изменила ему: лягва оттолкнулась от ствола и рывками поплыла под самой поверхностью. Нечего было и думать о том, чтобы преследовать ее.
– Равахш! – тихо выругался Несмех.
И тут же пожалел об этом: нельзя здесь, на Юге, звать свирепого бога.
Здесь, на Юге, не взывают к богам и не просят у них милостей. Здесь ничего не просят – берут, кто что может. А кто не может – того Юг берет сам. Или дает. Ему вот дал. Год счастья дал и – сына. Правда, сына потом сам же и отнял. Или не Юг… Сын?.. Может, парня и не тронули. И его-то, Несмехову, вину не смогли толком назвать. Боги позаботятся о сыне, пока отца не будет с ним. Не скоро вернется Несмех. Южные пути – долгие пути. Вечные – для многих. Но не для него.
Там, наверху, за сросшимся лиственным пологом, солнце уже палило во всю мочь. Стало жарче, а воздух стал еще более влажным. Хотя совсем недавно казалось: больше некуда.
Несмех взял выдолбленный орех с водой, отпил немного. Вкус у жидкости был неприятный из-за Жгучего Корня, который, если укусишь – подпрыгнешь выше головы. Зато настоянную на нем болотную воду можно пить, не рискуя через пару дней стать раздувшимся трупом в мокрых космах синего мха.
На сей раз лягва вынырнула в двух локтях от островка. Несмех еще в воде заметил белесое тело и рубанул мечом прежде, чем голова земноводного показалась на поверхности. Чуть было не упустил! Но успел-таки вцепиться левой рукой в скользкую заднюю лапу. Лягва издала трубный вопль, забилась… Несмех поспешно рубанул мечом и отсек схваченную ногу – кости у лягвы хрупкие, как сухой тростник. Истекая голубоватой жидкостью, лягва ушла под воду. Если рана на голове невелика, она отрастит себе новую конечность и снова будет мутить теплые болотные воды.
Несмех сдернул с отрубленной лапы кожу, соскользнувшую, будто чулок, и отпилил мечом кус белой волокнистой плоти. Рот его наполнился слюной.
«Предложили бы мне такое в Фаранге!» – усмехнувшись, подумал он и впился зубами в солоноватое мясо.
Истока Зеленой Реки, той, что на Побережье называют Проклятой, Несмех достиг к вечеру двадцать восьмого дня. Топь кончилась. Сменив живой островок на связанный лианами плот, Несмех отдался на волю неспешного течения.
Вспомнилось, как двадцать лет назад он впервые увидел эту мутную теплую страшную воду… Несмех глядел на сверкающую на солнце речную гладь. Он не смотрел наверх. Но даже если бы и смотрел, все равно не смог бы разглядеть в пылающем горниле южного неба плывущий в вышине силуэт дракона. И тот, кто скользил там, в жарком воздушном мареве, тоже не обратил внимания на крохотный плот, скользящий
