самолете?
Клементина молчала.
– И твой дедушка согласен, – продолжал Рай. – Он очень старый и скоро умрет. И если у тебя не будет папы, то ты останешься совсем одна среди крокодилов и змей. Ты хочешь остаться одна, Клементина?
– Он не умрет, – ответила девочка. Голова куклы с пышной прической наполовину закрывала ее лицо. Казалось, Клементина хочет спрятаться от Рая.
– Умрет, – заверил Рай. – В этом ты можешь не сомневаться.
– У меня уже есть папа! – сердито выкрикнула Клементина.
– Это тебе дедушка сказал? – спросил Рай и схватил Клементину за плечи. – Он ошибается, понимаешь? У тебя нет папы! Твой папа умер.
– Мой папа сильный и храбрый.
– Сильные и храбрые тоже умирают, девочка… А разве я не храбрый? Я такой же храбрый, как твой отец.
– Но ты черный!
– Это нехорошее слово, Клементина! – теряя самообладание, произнес Рай, крепче сжимая плечи девочки. – Так говорят расисты. Все люди братья! У нас одного цвета кровь…
– Пусти, мне больно! – звонко крикнула Клементина и, вырвавшись, побежала по газону.
За этой сценой Августино наблюдал через жалюзи на своем окне. Он стонал от бессильной ярости. Потом схватил со стола медную статуэтку, изображающую храм солнца инков, и швырнул ее в стену.
– Негодяй! – крикнул он. – Я убью его!
Дверь отворилась, и в кабинет вошла медсестра в голубом халате и накрахмаленном короновидном чепце. В руках она держала поднос со стаканом воды и таблетками.
– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила она.
На коричневом лице – ничего не выражающая улыбка. Ослепительно белые зубы. Черные, широко раскрытые глаза. Излишне длинные искусственные ресницы… Августино смотрел на медсестру с ненавистью. Эта разрисованная кукла улыбалась всегда, как бы Августино себя ни чувствовал. Он знал, что с такой же улыбкой она будет смотреть на его агонию.
– Ваше лекарство, – сказала она.
Августино не мог отвести взгляд от подноса. Идеально чистый стакан с водой. Тонкое японское блюдце с тремя таблетками… Медсестра сделала еще шаг.
– Ваше лекарство…
Августино сжал кулаки и с силой ударил по днищу подноса. Раздался звон битой посуды. Поднос с грохотом упал на пол.
– Простите! – продолжая улыбаться, сказала медсестра. – Какая я неловкая… Я сейчас все уберу!
– Не надо, – сказал Августино. – Уходите!
Она сделала книксен. Августино не сводил взгляда с ее глаз. Какие они жестокие и холодные! Что у нее на уме? Что это за таблетки?
Едва дверь за ней закрылась, он вызвал секретаршу.
– Приведите ко мне Клементину.
– Но у нее сейчас начинаются занятия по этикету! – возразила секретарша.
– Приведите ко мне Клементину!! – срываясь на крик, повторил Августино.
Секретарша недовольно сжала губы и неторопливо, словно делая великое одолжение, вышла. «Это заговор!» – подумал Августино и, наверное, впервые в жизни почувствовал, как его душу заполняет страх.
Дверь распахнулась, и вместе с Клементиной в кабинет хлынула солнечная, яркая, молодая жизнь.
– Гуно! – крикнула девочка и, кинув куклу в кресло, обняла старика за шею. – Я по тебе так соскучилась! Я хотела прийти утром, но мне сказали, что ты себя плохо чувствуешь…
Августино только зубами скрипнул от злости. Он осторожно отстранил девочку от себя, подкатился к двери и запер ее на ключ.
– О чем с тобой говорил Рай? – спросил он.
– Он хочет, чтобы я называла его папой.
– У тебя есть отец. И со дня на день он будет здесь.
– Я знаю, Гуно. И еще он сказал, что ты скоро умрешь.
На глаза девочки навернулись слезы. Августино, подчиняясь эмоциям, протянул руки, и внучка снова кинулась ему на шею. Старик почувствовал, что тоже готов заплакать.
– У нас с тобой будет одна маленькая тайна, – прошептал Августино. – И об этой тайне ты расскажешь только своему отцу. Договорились?
Клементина тотчас подпрыгнула и хлопнула в ладоши. Глаза ее горели озорством.
– Какая тайна? Я так люблю тайны!
