и поменяла местами ноги. – Разумеется, я в курсе, что это вещество занесено в список запрещенных к производству.
– А ты знал, что производишь наркотик? – спросил я у Рябцева.
Тот, подперев руками голову, смотрел себе под ноги.
– Нет, – произнес он. – Белоносов дал мне только формулу и методику приготовления.
– Хорошо! Ты работал на Ольгу Андреевну, потому что она пообещала тебе «золото» и институт. Но что тебе пообещал Белоносов?
– Он мне платил деньги.
– Большие деньги?
Рябцев шмыгнул носом, опять вытер рукавом губы и невнятно произнес:
– По сто баксов за ампулу…
Ольга Андреевна опять ахнула и покачала головой.
– Теперь я понимаю, откуда у сироты появились деньги на мотоцикл, компьютер, игровую приставку… А сколько же заработал сам Белоносов? Какой негодяй! А я понять не могла, почему физрук так часто спрашивал меня про ювелирные магазины!
Ольга Андреевна вновь попыталась перевести стрелки на Белоносова, и уже Рябцев начал поддакивать ей, но я вернул разговор в прежнее русло.
– Насколько я понимаю, необходимые химикаты ты таскал из института? – спросил я.
– Кое-что из института… – сознался Рябцев. – Кое-что мне приносил Белоносов.
– Почему же ты не рассказал мне обо всем этом, милый мой мальчик! – в сердцах воскликнула Ольга Андреевна. – Хорошо, что хоть сейчас ты во всем признался. Это ты правильно сделал. Ты поступил как настоящий мужчина…
Ох, как не нравились мне ее слова!
– Куда Белоносов девал ампулы? – спросил я, не позволяя Рябцеву расслабляться, потому как тот уже был готов на коленях приползти к учительнице и уткнуться мокрым носом ей в колени.
– К нему приезжали какие-то люди на джипе… Но иногда он сам отвозил их на Побережье.
Вряд ли Рябцев сейчас лгал мне. Все, что он рассказывал, было очень похоже на правду. За исключением лишь одного. Хоть убейте, я не мог поверить, будто Ольга Андреевна не знала, что Рябцев синтезирует наркотик. Это меня можно было бы обвести вокруг пальца, так как я в химии ни в зуб ногой, но только не профессионального химика. А чем еще объяснить ее отчаянные попытки удержать меня, когда я хотел догнать Рябцева на лестнице в институте? Наверняка парень выносил в канистре какой-то химикат для синтезирования наркоты. Но почему химица не вмешивалась в темные делишки Белоносова и Рябцева? На этот вопрос я пока не мог ответить, и у меня не выходила из головы ее странная реакция, когда она увидела сожженный джип.
– Где Белоносов? – продолжал допрашивать я.
– Не знаю! Я его уже два дня не вижу.
– А не догадываешься, где он может быть?
– Нет…
Я вынул из кармана алюминиевую медаль.
– Может быть, это тебе о чем-нибудь говорит?
Рябцев искоса глянул на медаль и покачал головой.
– Ни о чем.
– Не ври, парень! – начал заводиться я, потому что вдруг признания Рябцева стали давать пробуксовку. – Эту медаль ты забил в замок ремня безопасности «Нивы», чтобы кинуть подозрение на Белоносова!
– Что?! – вскрикнул он. – Ничего я туда не забивал! Не надо на меня все подряд валить!
– А плоскогубцы Белоносова кто подкинул в «Ниву»? Тоже не знаешь?
– Не знаю! – на высокой ноте завопил Рябцев. – Ольга Андреевна! Чего он на меня наезжает! Никаких плоскогубцев я не подбрасывал!
Он уронил голову на ладони и заплакал.
– Все! – решительно сказала учительница и хлопнула ладонями по коленкам. – Хватит издеваться над ребенком! Вам мало его признаний? Хотите, чтобы он взял на себя чужую вину?
Она быстро подошла к Рябцеву, и случилось то, чего я ожидал: Рябцев упал перед ней на колени и, обнимая ее ноги, заплакал навзрыд.
– Ольга Андреевна, – бормотал он ломающимся голосом. – Любимая моя… Ольга Андреевна… я такой… я такой несчастный…
Второй раз смотреть на эту сцену у меня уже не было сил. Я зашел в лабораторию, выключил свет и запер дверь за ключ, который торчал в замке.
– Никому не советую пытаться открыть эту дверь, – строго предупредил я. – Это будет расцениваться как серьезная улика, играющая против вас.
Я нарочно сказал «против вас», но Ольга Андреевна вроде как не обратила на это внимания. Она гладила плачущего школьника по голове и с упреком смотрела на меня.
