– Мы никогда с ним не расплатимся за эту милость, – шепнул я Анне.
– Пригласим его на нашу свадьбу, – ответила Анна, – и он простит нам этот долг.
– Нам еще за утопленную «Ямаху» как-то рассчитаться надо, – некстати вспомнил я.
– Несите деньги, – сказал Милосердов таким тоном, словно речь шла о какой-нибудь сотне рублей. – Перед входом в банк остановитесь, вытряхнете содержимое мешка или чемодана – не знаю, какая у вас будет тара, – на асфальт. Потом я скажу, что делать.
– Хорошо, – ответил Нефедов.
Как он сейчас был непохож на того сильного и уверенного в себе Валеру Нефедова, с которым мы вчера пили водку за одним столом!
Нефедов вышел и вернулся к дверям банка спустя всего минут пять или семь. Боевики снова встали по обе стороны от дверей, взяв автоматы на изготовку.
– Свет! – крикнул Милосердов.
В зале стало темно. Моргун взял за ворот куртки парня-заложника и подтолкнул к окну:
– Сдвигай штору!
Парень взялся за ткань. Милосердов, стараясь не попадать в луч света, из-под его руки стал всматриваться через щель жалюзи.
– Скажи, пусть вываливает деньги на асфальт. Да только на сухое место!
– Высыпай! – крикнул Моргун, подойдя к двери, но не выглядывая из-за нее.
Милосердов приседал, наклонял голову вправо, влево, чтобы было лучше видно.
– Скажи, пусть все соберет, возьмет мешок в зубы и зайдет с поднятыми руками.
– Эй! Полковник! – позвал Моргун. – Мешок в зубы, руки вверх и дуй сюда!
Вспыхнул свет. Секач раскрыл перед Нефедовым дверь. Тот вошел, разжал зубы. Мешок упал у его ног. Моргун поднял его, улыбаясь и не сводя глаз с Нефедова, раскрыл, заглянул внутрь и подошел к Милосердову.
– Порядок, шеф!
– Пересчитай! – приказал Милосердов и пробежал взглядом по строю заложников. – Эй, кучерявый! – позвал он парня, который все еще стоял у окна и держал штору. – Иди ко мне, сынок! Твой будущий президент дарит тебе свободу.
Он снова повел глазами и остановился на толстушке в спортивных брюках.
– Нет, – сказал Нефедов. – Так не пойдет. Я сам выберу людей, которые выйдут отсюда первыми.
– Ну как же так! – вдруг громко заголосил парень, в глазах которого только что полыхало пламя неописуемого счастья. Прижимая руки к груди, он пошел на Нефедова: – Как же так, дяденька! Меня же первого выбрали! Заберите меня, пожалуйста! Очень вас прошу! Меня друзья заждались уже! Мне очень надо!
– Возьмите меня! – подключилась толстушка, каким-то чутьем уловившая взгляд Милосердова. – Ой, заберите, Христом богом молю! Трое детей в Жмеринке остались! И на что я, дура такая, сунулась сюда эти доллары проклятые менять! Заберите всех святых ради!..
– Молчать! – закричал Секач на толстушку и толкнул парня прикладом в грудь. – На место, я сказал! Морды повернуть к окну! Не шевелиться!
Толстушка, отличающаяся повышенной исполнительностью, мигом вернулась на свое место. Парень, приседая, словно ноги перестали его держать, начал всхлипывать, сжал кулаки и вдруг сильно ударил себя по лицу.
– Меня же первым выбрали! – плача, кричал он. – Меня первым должны отпустить… Сволочи! И здесь кто-то без очереди лезет! Везде номенклатура поганая!
Он сидел на корточках, плечи его вздрагивали. Все смотрели на него.
– Ну, что будем делать? – растягивая пухлые губки в улыбке, спросил Милосердов у Нефедова. – Юноша требует справедливости.
– Я выполнил ваше требование и принес деньги? – спросил Нефедов.
– Безусловно!
– Значит, теперь моя очередь ставить условия.
– Молодой человек! – обратился Милосердов к парню. – Бог свидетель – моя совесть чиста. Господин полковник не желает брать вас с собой на волю.
– Сволочи! – рыдал парень. – Все сволочи продажные!
– Я беру тех двоих, – сказал Нефедов и кивнул на нас с Анной.
Милосердов поднял глаза, оценивающе посмотрел на меня, потом – снизу вверх – на Анну и скомандовал:
– Эй вы! На улицу – шагом марш!
Вдруг Моргун, стоявший все это время за спиной шефа, шагнул вперед и отрицательно покачал головой.
– Только бабу!
