– Вы ведь буддист? – спросил Смушко.
Маленькие глазки глянули остро, оценивающе.
– Не совсем,– Зимородинский поставил чашку, потрогал ус.– Григорий Степанович, мы ж не порося торгуем. Верите мне?
– Батюшка говорил: верить вам можно.
– Это да или нет? – усмехнулся Вячеслав Михайлович.
Некоторое время они молча мерялись взглядами. Наконец Смушко фыркнул:
– Ну да, хитрый я, хитрый! А ты – нет?
Зимородинский взял пирожок, надкусил.
– Вкусный,– признал он.– Но моя жинка вкусней делает. С вишнями.
Смушко восхищенно покрутил головой.
– Ох ты и хитрый! Ну, уговорил. Поехали к тебе.
– Ну как? – спросил Зимородинский.– Есть разница?
Смушко еще раз пригубил травяной чай, усмехнулся:
– А пива у тебя нет?
– Пива нет,– покачал головой сэнсэй.– Есть настойка золотого корня. На спирту. Могу налить…
– Налей.
– …десять капель.
– Чума на тебя! – Смушко в сердцах хлопнул ладонью по столу. Фарфоровые чашки негромко звякнули.
– Не возьмет,– хладнокровно произнес Зимородинский. Снял с подоконника пару зеленых каменных шаров, завертел на ладони.
– Малахит? – оживился староста.– Дай гляну.
– Гляди,– Зимородинский протянул шары.
– Ого, тяжелые!
– У меня и потяжелее есть. Нефритовые. Показать?
– Нефрит? Нет. Это, Михалыч, не наш промысел. Вижу, мастер точил. На, забирай. И накапай мне настойки своей,– ухмыльнулся.– Это тоже наш промысел.
Зимородинский выполнил просьбу, сел напротив, глянул кошачьими глазами, потеребил ус:
– Ну,– сказал он.– Выкладывай.
Глава пятая
– За все хорошее,– провозгласил Андрей.
Чокнулись, закусили.
От коньяка щеки девушек зарозовели. Даша целиком сгрызла копченую индюшачью ногу, положила кость, закатив глаза, погладила себя по животику.
– Хорошо жить, зная Истину,– глубокомысленно изрекла она.
Ира захихикала. Потом мысли ее переключились на другое:
– Андрей, а сколько вам лет?
– Мне хватает,– усмехнулся Ласковин.– А тебе?
– Двадцать.
– Врет,– предупредила Даша.– Пошли, Ирка, покурим.
– Вошь,– произнес Ласковин, когда девушки вышли.– Ты до армии что делал?
– Дурака валял.
– А точнее?
– Делал вид, что в универе учусь. Ты же знаешь.
– А почему тебя выгнали?
Вошь улегся на полку, вытянулся, заложил руки за голову.
– Да меня еще раньше надо было выгнать,– сказал он.– Держали, потому что спортсмен.
– Кто? – удивился Андрей. У него были собственные ассоциации.
– Мастер спорта по биатлону. Так что в армии меня, сам понимаешь…
Ласковин не очень понимал, но кивнул.
– Два срочной, год по контракту,– продолжал Вошь.– Когда комиссовали, думал, восстановлюсь…
Солнце уже зашло. Серые столбы мелькали за окном. Серые столбы и серый снег.
Ласковин убрал со стола, брызнул себе коньячку.
– Мне – тоже,– попросил Вошь.– Расчувствовал ты меня.
– Тебя? – Андрей улыбнулся. У него складывалось ощущение, что чувств у Воша, если и больше, чем у «ландкрузера», то ненамного. Но налил напарнику полстаканчика. А ничего конина. В ресторане Ласковин слегка подвигал челюстью, и паленый подсунуть не рискнули.
– Что-то девочек долго нет,– заметил Ласковин.
– Болтают,– отозвался Вошь.– Пусть.
Андрей посмотрел на напарника, и тот подмигнул.
«Да, изменился Вошь,– подумал Ласковин.– Вроде, почеловечнее стал».
– Пойду все же взгляну.
– Взгляни. Будут бить – кричи.
В коридоре пахло мышами. В соседнем купе монотонно скулил ребенок. Девушек не было.
Дверь тамбура открываться почему-то не хотела. Кто-то с той стороны держал ручку. Ласковин вспомнил, что пистолет остался в купе, и напрягся.
«Спокойнее»,– приказал он себе.
Мелкие проблемы решаются без оружия. А крупным, хочется верить, взяться неоткуда.
Андрей, решив быть деликатным, постучал.
– Занято,– заявили с той стороны. И загыгыкали.
– Не хулиганить! – строго крикнул Ласковин.– Я начальник поезда!
Дверь приоткрылась, в щель сунулась розовая ряха.
– Слышь, мужик, не наезжай, дай дедушкам поговорить!
– Сейчас ты у меня бабушкой станешь! – пообещал Ласковин.
И пнул дверь ногой. А дверь, в свою очередь, прищемила розовую ряху. Ряха завопила. Ласковин дернул дверь на себя, поймал розовощекого «дедушку» за отпущенный ремешок, сунул ему легонечко, чтобы не очень трепыхался, и с самыми серьезными намерениями ворвался в тамбур. Но глазам предстала картина довольно мирная. Девушки дымили сигаретками с одной стороны, а двое приятелей прищемленного, краса и гордость инженерных войск, пыхтели «беломором» с другой. На вторжение они отреагировали в лягушачьем стиле – раззявили рты.
– Не забижают? – заботливо осведомился Ласковин.
– Да нет пока,– весело ответила Даша.– Только домой не пускают.
Ласковин поглядел на солдатиков, ах, простите, сержантов инженерных войск. Те еще не переварили происходящее.
– А мы их предупредили! – злорадно сообщила Ира.
– Бери больше, кидай дальше,– Ласковин с издевательской усмешкой подмигнул труженикам котлованной войны.
Сержанты обиделись. А тут еще позади оклемался прищемленный и с деревенским простодушием схватил Ласковина за горло.
Андрей аккуратно отработал локтем назад и столь же аккуратно, двумя ударами, опустил дембелей на россыпь окурков.
– Ух ты! – пискнула Ира.
Детский сад, да и только.
– Девочки, домой,– строго сказал он.
После их ухода Ласковин сгреб молодцев в кучу, похлопал по тугим щечкам. Зла он на них не держал – здоровые молодые организмы. Сексуально неудовлетворенные.
– Я добрый,– просветил он героев стройбата.– Но друг у меня злой. Если увидит вас около наших девушек, яйца открутит. Ме-едленно! Счастливого пути!
