– Крутой, да? – ощерился Клеросил.– Козел ты! Понял?
Одноклассница на всякий случай отодвинулась, но глазки заблестели. Какая сопливка не любит поглядеть на хорошую драку?
Федя встал подчеркнуто лениво… и вдруг быстро и резко толкнул Клеросила в грудь. Тот отлетел пушинкой, приземлился на седалище, но сразу подскочил, очень недовольный. Другой сотоварищ перетаптывался на месте. Первым вступить в бой не рвался.
Клеросил достал нож, повертел в воздухе не очень умело.
– Ща, бля, порежу на хрен! – пообещал он, надвигаясь.
– Ножик у мамки на кухне скиздил? – поинтересовался Федя.– По жопе не надает?
Клеросил вякнул и попытался полоснуть Федю по руке. Ну полный придурок! Ничего, кроме своего ножичка, не видит. Федя без подшага, без финтов, пробил маваши с передней ноги.
Буц! Попал точняк по затылку. Борзой Клеросил даже не дернулся, осел кучкой говна.
– Убивать не буду,– веско сказал Федя Грузину.– Раз твой кореш. Схвачено?
– Ну, ясный пень, Куз… Ну, то есть… – Грузин неожиданно обнаружил, что не помнит имени своего соседа. Кузяка и Кузяка всю сознательную жизнь.
Корешки отвалили. Клеросил брел, слегка поматывая головой. Вот как бывает: бац – и ты лежишь, даже сообразить не успевши, откуда плюха прилетела. Такое оч-чень успокаивает.
Подружка восхищенно приникла к плечу.
– Пойдем, что ли, музончик послушаем? – предложил Федя.
«Блин, куда же бабульку сплавить?»
Юра Матвеев отрабатывал стойку дзэн. Уже тринадцатую минуту. И находился между двумя состояниями, первое из которых сэнсэй характеризовал как «правильную медитацию», а второе как «ох, мои рученьки-ноженьки». Юра был абсолютно уверен, что станет мастером. Таким, как Ласковин, чья фотография красуется на стене. Юра тишком скопировал ее со «Стены Славы», увеличил и пристроил над кроватью. Вместо плаката с бритым Бутусовым. Фотография крутая: Ласковин разбивал доску сложнейшим тоби-уро-маваши с поворотом. Тем самым «ван-даммским» ударом, который в реальном кумитэ и Ласковин, и Зимородинский полагали экзотической глупостью. Лицо Андрея Александровича выглядело не зверским, а спокойным и сосредоточенным. И доска, подвешенная на нитках, распадалась, как склеенная. Кажущаяся легкость, которой Юра нестерпимо завидовал. Лупишь, лупишь по макиваре, а она только пружинами скрипит, зато подходит мастер, рукой махнет небрежно и «Дзинь!» – железо об железо. Или остановит твою ногу, двумя пальчиками, а ты уже летишь черт-те куда. Утешало одно: прежде Юра даже не успевал заметить, как его останавливают. А теперь успевает. Восемнадцатая минута. Кап-кап – пот на паркет. Приближалась вторая стадия. Блин! Как медленно меняются секунды!
Глава десятая
Вадим сел в машину у Финляндского вокзала. Бобровая шапка, элегантное черное пальто. Солидный мужчина приятной наружности.
– Добрый день, Андрей.
– Добрый день. Куда поедем?
– Давайте на набережную.
Ласковин по Михайловской выехал к Арсенальной набережной, улучив момент, вписался в поток и покатил вдоль Невы.
– Как мой винчестер? – напомнил он.
– Спасибо,– вежливо поблагодарил Вадим.– Вы нам очень помогли.
– Могу надеяться на взаимность?
Вадим ответил не сразу. Чувствовалось: взвешивал и прикидывал оттенки «да» и «нет». Возможные последствия. Ласковин почти слышал, как вплетается в мягкий рокот «ауди» жужжание перегоняемой информации. Ответ последовал осторожней некуда.
– Смотря в чем она выразится?
– Вадим, хотите дать «свидетелям» по шаловливым лапкам? – спросил Ласковин.
«Ауди» нырнула в тоннель, вынырнула, плавно набрала скорость, тик в тик разрешенную.
– Хочу,– согласился Вадим.– Вашего винчестера достаточно, чтобы взять сукачевскую группу. Что же касается здешних, то мы, конечно, разрабатываем их давно и тщательно, но это же профессионалы. Работа требуется кропотливая и долгая. Тем более что прикрытие у них – в самых верхах. Поторопимся – они не только вывернутся, но еще и нас в грязи вываляют.
«Ауди» катила по Пироговской набережной. У Сампсониевского моста Андрей включил погромче радио: давали информацию о «пробках». Вадим не возражал. Молчал, по сторонам не глядел. Думал.
Перебравшись через мост, машина скатилась на Куйбышева.
У трамвайной остановки Ласковин затормозил, пропуская народ, приглушил магнитолу.
– Допустим,– произнес он,– у меня есть конфиденциальная информация, что некие неформальные силовые структуры намерены ваших подопечных слегка обидеть?
– Мне об этом ничего не известно,– осторожно отозвался Вадим.
Трамвай тронулся. Ласковин с легкостью обошел его, проскочил под желтый – по привычке, спешить особо некуда – и сказал:
– Мне совершенно точно известно: кое-кто настроен очень решительно и хочет отметить ночь с двадцать первого на двадцать второе февраля небольшим армагеддончиком. О котором, кстати, сами господа «свидетели» прекрасно осведомлены, если судить по их афишкам.
– Могу предположить,– мгновенно подхватил Вадим,– что какие-то уголовные структуры недовольны проникновением посторонних на рынок недвижимости. Тем более что посторонние не желают делиться, потому что имеют собственную мощную систему секьюрити. Как, кстати, насчет секьюрити? Ваших уголовников она не смущает?
– Насколько известно мне,– отозвался Андрей,– недовольные рассчитывают раздобыть бронетехнику. Кажется, даже знаю, какую. БМП-2. Это реально?
– Вполне,– кивнул Вадим.
«Ауди» обогнула особняк, подаренный некогда Властью Искусству. Надо полагать, не только за сценические таланты. Символично: в особняке этом не так давно располагался Музей революции, а ныне размещается Музей политической истории.
– Андрей,– продолжал между тем Вадим,– как только вы узнаете, где и в каком месте они рассчитывают приобрести машину и когда и как вернуть ее обратно, если не трудно, сообщите мне. Заблаговременно. Не трудно?
– Запросто,– ответил Ласковин.– Куда вас подвезти, Вадим?
– К метро, пожалуйста.
Перед тем как выйти, Вадим сказал:
– Если вы, Андрей, не заметили: до последнего перекрестка вас вел серый «Москвич».
– Нет, не заметил.
– Тогда обратите внимание. Номер, к сожалению, я не разобрал.
В этот же день Вошь с лыжами на плече приехал в Солнечное. Лыжи, впрочем, не понадобились. Абрек прислал на станцию машину. Теперь они вдвоем (девок Абрек выставил) пили водку. И закусывали как следует – предстоял разговор.
– Андрюху давно знаешь? – поинтересовался директор «Шлема».
Вошь ответил не сразу, подумал, затем кивнул.
– Есть у меня одна мысля… на троих,– проговорил Абрек.– Интересно, что скажешь… – Он взял маленький соленый огурчик, повертел в пальцах и положил обратно.– Короче, идея такая…
Вошь выслушал внимательно, выслушал и покачал головой:
– Андрей не согласится.
– Плохо,– огорчился Абрек.– Сам я не могу. Не одобрит братва. Не по понятию.
А Спортсмен – самое то. Ты только прикинь, какую силу возьмем! С тебя на раз все долги списали бы. Это для начала. А дальше, если мозга есть и крови не боишься… – Абрек остановился. Понял по лицу собеседника: уговаривать без толку.
– Обидно,– сказал он.– Короед нам все концы реально на блюдечке принесет. Обидно, бля!
