на стол, как НЛО, совершившее аварийную посадку. Немного еды выплеснулось мне на колени.
– Спасибо, – сказал я.
Для Тучкиной меня не существовало. Поворачиваясь ко мне лицом, она опускала глаза, и весь вид ее говорил: «Не учи меня жить, я все без тебя знаю и тебя презираю!»
– Тебе белого хлеба или черного? – мурлыкающим голосом спросила она у Альбиноса.
– Белого.
– Я нашла перец. Может, принести?
Долго обхаживать его своим вниманием Тучкиной помешала Лера. Она неожиданно встала за ее спиной, широко, как надзирательница, расставив ноги.
– Все! Иди! – громко сказала она. – Не порти мужчинам аппетит своим присутствием.
Когда Тучкина удалилась, Лера села за стол.
– По-моему, она здесь больше не нужна, – произнесла она, брезгливо копаясь вилкой в картофельном пюре. – Ее надо отпустить. Как ты считаешь, милый?
– Может быть, – уклончиво ответил Альбинос.
– А я против, – буркнул Дацык, подливая себе водки. – Не верю я ни ей, ни ему (он взглянул на меня одним глазом, а второй прищурил). Может, они прикидываются, что не знают друг друга… И теперь Вацура ждет, когда мы отпустим бабу.
– Ну что ты мелешь! Что ты мелешь! – излишне шумно отреагировала Лера. – Разве такой мужик, как Вацура, мог завести себе такую клушу? Уж мне, как фотомодели, сразу стало понятно, что эта баба нулевая! Готовит плохо. Ест много… И задом во все стороны крутит.
– Подождем, – сквозь зубы процедил Дацык. Коль речь зашла о том, что кого-то можно отпустить, он вспомнил про Мураша, повернулся к нему и крикнул: – Эй, чувак! А чего ты здесь сидишь? Ты чего ждешь? Что нальем? Так у нас запасы скудные, задарма никого не поим. Дуй отсюда, пока я тебе второй глаз не подбил!
Мураш не отреагировал, даже не шелохнулся. Дацык с недоумением посмотрел на Альбиноса.
– Не пойму, чего этот надутый презерватив из себя изображает? У него что, трава сквозь задницу проросла и он встать не может? Так я сейчас помогу…
Продолжая жевать, Дацык поднялся из-за стола, подошел к Мурашу и ударил его коленом в больной глаз. Мураш беззвучно повалился на землю и стал корчиться от боли, судорожно комкая руками траву. Ухмыляясь, Дацык вернулся на свое место. У меня кусок картошки застрял в горле. Схватив тарелку с остатками еды, я с силой залепил ее в самодовольную рожу Дацыка, а затем еще добавил кулаком в челюсть. Дацык сыграл под скамейку, но тотчас вскочил на ноги и, размазывая липкое пюре по искаженному от злости лицу, кинулся на меня. Я уже приготовился схватить бутылку водки за горлышко и разбить ее о голову Дацыка, как Альбинос с силой врезал кулаком по столу, а затем схватил Дацыка за грудки.
– Отпусти меня!! Отпусти!! – визжал Дацык. – Дай, я его урою!
– Сидеть!! – рявкнул Альбинос, толкая Дацыка на скамейку.
Но тот, повернув злобу на Альбиноса, тоже схватил его за воротник куртки.
– Ребята! Мальчики! – голосом воспитательницы детского сада произнесла Лера, продолжая ковыряться вилкой в тарелке. – Ну перестаньте! Ну нельзя же так! Во время еды вредно волноваться! Потом животы будут урчать, и метеоризм откроется…
– Ты мне надоел, – утробно рычал Альбинос, комкая куртку Дацыка.
– Ты мне тоже, – хрипел в ответ Дацык.
– Тебя еще не тошнит от крови? Ты мстишь за дочь невиновным людям!
– Еще одно слово про дочь, Альбино…
– Тогда отцепись от этого калеки!
– Смотри, как бы этот калека не сделал из тебя бефстроганов!
Они нависали над столом, и края куртки елозили по тарелкам, опрокидывали стаканчики и сметали на землю вилки.
– Ну, ребята! Альбинос, миленький! – монотонно, как по писаному, бубнила Лера. – Давайте лучше выпьем! Мы же все друзья! Сегодня такой хороший день!
Наконец клинч разорвался, и борцы, тяжело дыша, опустились на свои места. Дацык машинально придвинул к себе тарелку, которую я приклеил к его физиономии, но еды там уже не было, и он, выругавшись, смахнул ее на траву.
– Ты пальцем его больше не тронешь! – жестко поставил условие Альбинос.
Дацык не ответил. Он вытирал салфеткой лицо, изредка тараща налитые кровью глаза в мою сторону. Я уже решил, что это был последний конфликт за этим завтраком, но ошибся. Со своим обгрызенным подносом некстати подвалила Тучкина и со словами: «Альбинос, я сварила тебе твой любимый кофе!» – склонилась над его плечом. Лера, которая минуту назад демонстрировала эталон олимпийского спокойствия и навязчивого пацифизма, вдруг почти в точности повторила мой невежливый поступок. Размашистым движением она послала свой кулак апперкотом под днище подноса, и стаканчик с горячим кофе выплеснулся в лицо Тучкиной. Лера вскочила на ноги – глаза черные, волосы черные, точно как нефтяная струя из новой скважины.
– Ты, хвостик свинячий! – закричала она, чуть ссутулившись, чтобы сравняться в росте с Тучкиной. – Еще раз только попробуй обратиться к Альбиносу на «ты»! Пошла вон со своим смердящим кофеем!
Наступив на поднос, который немедленно треснул, Тучкина торопливо ретировалась. Мне показалось необыкновенно странным, что я, несмотря на своеобразие нынешней трапезы, сумел доесть свою порцию до
