спиной к Нестерову, сидела медсестра и заполняла формуляр:
– Звание?
Нестерову подали стакан с водой:
– Выпейте!
– Спирта бы…
Его не поняли.
– Звание?
– Лейтенант.
Он склонил голову набок и увидел себя в зеркале. Черное лицо и прозрачное тело. Посреди груди – дырочка. Всего одна крохотная дырочка. А у Шарыгина нет сердца…
– Должность?
– Командир взвода.
Его знобило. Холодные, чистые руки врачей коснулись груди. Фельдшер низко склонился:
– Вам плохо?
– Когда же я наконец умру?..
– Фамилия?
– Нестеров…
Врач крепко сжимал его запястье, прощупывая пульс.
Фельдшер приложил к ране тампон.
– Срочно на операцию. Срочно, – сказал негромко один из врачей.
Офицеры расступились, и Нестеров увидел Ирину. Она молча смотрела на него, и в глазах ее застыло недоумение.
«Чистенькая, накрахмаленная, – вдруг с отвращением подумал Нестеров. – Музыка, танцы… Как это все гадко! И ты тоже виновата, что Шарыгина уже нет…»
– Тебе больно? – спросила девушка.
«Почему она здесь? Что она спрашивает? Шарыгина унесли туда, а она здесь. Хоть бы заплакала, что ли?»
– Ты не узнал меня? – одними губами прошептала Ирина и вымученно улыбнулась.
– Ненавижу, – с трудом выдавил из себя Нестеров.
Все поплыло перед его глазами, замелькала заслонившая собой мир цветастая мозаика, закружились, как грампластинка, замысловатые геометрические фигуры – они переплетались, наслаивались друг на друга, стекали тягучими цветными слоями с острых граней белоснежных гор, дробились на радужные брызги, и Нестеров падал и падал в бесконечную пропасть все глубже, все дальше…
Палата. Ослепительный белый свет. Настолько ослепительный, что лицо следователя из военной прокуратуры кажется присыпанным мукой.
– Я к вам вот, собственно говоря, по какому вопросу. Нас интересуют подробности гибели группы сержанта Шарыгина. Вы, как свидетель, могли бы многое рассказать.
– Свидетелем я не был, – медленно ответил Нестеров, не сводя глаз с лица следователя. – А все, что знал, уже написал в рапорте начальнику штаба.
Следователь закивал головой:
– Все верно… Но меня интересуют еще кое– какие сведения. Я хочу понять, почему группа Шарыгина оказалась так далеко от основных сил роты.
– Вы спрашивали об этом Воблина?
– Спрашивал. Он сказал, что вы за что-то недолюбливали сержанта и часто ставили ему слишком рискованные задачи.
– Подонок…
– Аккуратнее с выражениями, лейтенант!
– Задачу сержанту ставил не я, а Воблин… – сказал Нестеров.
– Воблин? – усмехнулся следователь. – Начальник штаба батальона обычно командует батальоном, а не отделением. Ответственность за действия своих подчиненных несете вы, а не начальник штаба.
– И все же Шарыгину приказывал Воблин.
– Хорошо, допустим. Но кто это может подтвердить?
– Сейчас уже никто.
– В каком смысле?
– Бойцы, которые получали от Воблина задачу, погибли вместе с Шарыгиным.
– То есть живых свидетелей нет?
– Нет.
– И вы по-прежнему утверждаете, что группа Шарыгина оказалась в отрыве от роты по вине Воблина?
– Да, по вине этого подонка.
Следователь резко поднял голову. Ручка замерла в его пальцах.
– А откуда вы знаете, что конкретно поручил Воблин Шарыгину?
– Воблин поставил меня в известность.
– Вы не пытались ему возразить?
– Приказы не обсуждаются. А невыполнение приказа в боевой обстановке грозит судом военного трибунала.
– А за что вы недолюбливали сержанта? Я собрал на него характеристики – от командира роты, от секретаря комсомольской организации, поговорил с сослуживцами. Все характеристики безупречны. Шарыгин – прекрасный товарищ, смелый и мужественный боец. Что вы с ним не поделили?
«Знает?» – думал Нестеров, вглядываясь в пытливые глаза следователя.
– Что вы от меня хотите? – спросил он.
– Выявить меру ответственности каждого офицера батальона за неоправданно высокие потери.
– Да, – ответил Нестеров. – Я виноват. Виноват в том, что не застрелил Воблина. Виноват, что разрешил Шарыгину оторваться от роты. Виноват, что не развернул свой взвод на сто восемьдесят и не повел его домой, на родину.
– Это все патетика, Нестеров! – строго заметил следователь. – Мы выполняем в Демократической Республике Афганистан интернациональный долг. Вы офицер, который присягал своей Родине…
– Это тоже патетика.
– Ну, хорошо, – после недолгой паузы произнес следователь. Он склонился над блокнотом и что-то пометил в нем ручкой. – Давайте вернемся к операции. Вы вели переговоры с группой Шарыгина?
– Нет, это было невозможно – особенности рельефа.
Следователь искренне удивился:
– Как же? Выходит, группа была отпущена на произвол судьбы? И вы, командир взвода, даже не контролировали передвижение ваших подчиненных? Даже не организовали взаимодействие?
– Я ничего не мог сделать. Я сам был отпущен на произвол судьбы.
– То есть в боевой обстановке вы не смогли хладнокровно и правильно оценить ситуацию и принять правильное решение?
– Можно вопрос: а вы когда-нибудь на войне были?
– У меня другие обязанности, лейтенант! – вдруг резко повысил голос следователь. – Не надо корчить из себя героя! Вы не герой, вы преступник! По вашей вине, из-за вашей трусости погибли люди!
Нестеров нервно глотнул и закрыл глаза.
– Я понимаю, – несколько смягчился следователь. – Это тяжело осознавать. Потому я данной мне властью хочу разобраться во всех деталях и точно определить меру вины каждого офицера. Не беспокойтесь, и Воблин, и Звягин, и Вартанян ответят за все свои ошибки и промахи. Все ответят. Все…
