– Ваши записки.
– Откуда они у вас?
– От верблюда. Что ты писала?
«Вспомни, вспомни!» – мысленно умолял я.
Лера усмехнулась сквозь слезы и, царапая ногтем обшивку дивана, произнесла:
– Я хотела написать что-то умное, но получилась какая-то ерунда… В общем, я написала, что люблю загадки и мне хочется всем гостям загадать загадку, а ответ они узнают на следующей встрече, через год. Но потом поняла, что ведь эту записку сейчас никто не прочитает, значит, про мою загадку никто не узнает…
Она замолчала, глядя на мое лицо. Я не мог поверить своим ушам. Торопливо перебрал листы и выхватил из стопки тот, в котором говорилось про загадки, про встречу через год и шок.
– Еще! – потребовал я и отошел к двери, чтобы Лера не смогла каким-нибудь хитрым способом подглядеть текст на листе.
Девушка, вытирая платком глаза и нос, ответила почти не задумываясь:
– Еще вроде бы так: «Я не хочу держать вас в дураках целый год, но тайна именно потому тайна, что доступна только одному. Простите меня, если мой сюрприз оказался для вас потрясением».
Она воспроизвела текст записки слово в слово. Я остолбенел. Моя стройная схема дала трещину.
– Когда ты это писала? – спросил я неожиданно размякшим голосом.
– Когда и все, в порядке очереди, – ответила Лера. – Кажется, было около восьми.
– За кем ты пошла к компьютеру?
Лера задумалась. Я боялся дышать, чтобы не помешать ей.
– Первым пошел Марко. За ним Ольга, – вспоминала Лера, теребя в руках платок, словно отыскивала на нем сухие места. – Потом… потом, кажется, Кика. А я пошла четвертой.
Я вынул из стопки текст, написанный четырьмя минутами раньше, и пробежал по нему глазами: «Бог все видит и ничего не забывает. Сейчас мы все веселы, пьем вино и жрем мясо…» Да, сходится. Это явно писала Кика.
– Черт возьми, – пробормотал я, возвращаясь к столу. – Кто же тогда написал это?
И я щелкнул пальцем по копии записки, которую мертвый Марко сжимал в своей руке.
– Не знаю, – пожала плечами Лера.
Я взглянул на время, проставленное компьютером автоматически. Двадцать часов тридцать минут. Через пятьдесят минут после того, как Лера написала свое пожелание.
– Вот что, – осенило меня. – Сейчас мы разложим их по хронологии.
Лера встала, подошла к столу, бегло просматривая тексты.
– Первым пошел Марко?
– Да, – уверенно ответила Лера. – Он, потом Ольга, потом Кика, потом я.
Я сдвинул на край стола записку с бессмысленным набором букв и подписал ее «Марко». Вторую, с грозным предостережением: «Я хочу напомнить вам, милые мои, что халява не бывает вечной…» – пометил словом «Ольга». Вполне возможно, что жена проявила озабоченность излишней щедростью мужа. Автором третьей записки и по времени, и по содержанию была признана Кика. Четвертая принадлежала Лере.
Пожелание, рожденное вслед за творением Леры, начиналось словами: «Я знаю, что такое настоящий мужчина… Перед нами сидит глупая Обезьяна, которая думает, что она – человек…»
– Кто пошел за тобой? – спросил я, расставляя по очередности оставшиеся пять записок.
– Не помню, – после паузы ответила Лера. – Я только вернулась в гостиную, как Марко пригласил меня на танец.
– У нас остаются Виолетта, Плосконос и дворник.
– Вряд ли дворник станет писать, что знает настоящих мужчин, – произнесла Лера, читая анонимную записку.
– Дворник скорее всего написал это. – И я придвинул Лере записку со словами: «Я человек простой и не умею писать умно и красиво…»
– Правильно! – обрадованно ответила Лера. Эта нехитрая головоломка увлекла ее. Слезы на ее глазах просохли, она забыла об обидах, которые я ей нанес. – Тогда можно предположить, что насчет обезьяны высказалась Виолетта.
– Какую же написал Плосконос? – вслух подумал я, сдвинув на другой край стола оставшиеся три записки.
– Похоже, эту, – предположила Лера, постучав пальцем по тексту, в котором говорилось про командировку в Чечню и любовь к ближнему.
– Эта отпадает, – сказал я, сложил лист вчетверо и сунул его в карман. – Это пожелание написано полчаса назад Виолеттой.
– Вот как? – удивилась Лера и задумалась. Потом взяла со стола записку, распечатанную в девятнадцать сорок семь, и вслух прочитала ее от начала и до конца:
– «Марко! Ты считаешь, что стоишь на вершине Олимпа. Что тебя окружают мелкие, никчемные
