– Да бросьте вы! – поморщился Игорь Петрович и вновь задвигался. – Для кого-нибудь, может, и огромные, а для Орлова – копейки. Да все это окупится за один месяц, можете не сомневаться. Кстати…
Игорь Петрович поднял палец вверх, окунул руку под пиджак и извлек оттуда две стодолларовые купюры.
– Это вам! – громко и возбужденно произнес он, опуская одну купюру на стол для Татьяны, а затем повернулся ко мне. – А это вам!
– Ну что вы! – в один голос сказали мы с Татьяной, ошарашенные столь щедрым подарком.
Девушка залилась краской стыда, отчего ее волосы стали казаться белыми. Я не прикоснулся к купюре, хотя Игорь Петрович продолжал держать деньги в вытянутой руке. Поступок незнакомого человека был нелеп; я никогда и ни у кого не брал незаработанные деньги, думая не столько о последствиях, сколько о собственном достоинстве.
– Возьмите, возьмите! – радостно настаивал он. – Может, мало? Тогда нате вам еще!
Он достал из кармана еще сто долларов. Татьяна с полными недоумения глазами смотрела на меня, словно спрашивая, как ей поступить по отношению к столь щедрому гражданину.
– Да не нужны мне ваши деньги! – с мягким раздражением сказал я и тут вдруг начал понимать суть происходящего. Сопредседатель общественной кампании «Педагоги против насилия» пытался всучить нам всего лишь рекламные календарики с изображением стодолларовой купюры на одной стороне. Он от души рассмеялся, крякнул от удовольствия и даже ударил ладонь в ладонь от избытка чувств.
Я глаза прикрыл от стыда и почувствовал себя гадко, словно попался на каком-то тайном пороке. Татьяна, пялясь в журнал, схватилась за стакан с водой и принялась топить в нем свой позор. Игорь Петрович, очень довольный своей шуткой, возобновил движение по комнате, рассказывая о том, как сегодня утром он таким же образом надул продавщицу сигарет в ларьке и нищенку на паперти у старой церкви, и пообещал, что непременно надует князя.
– Хочу похвастать, – рекламировал себя Игорь Петрович, вкусно покуривая сигарету. – Для Святослава я приготовил еще один потрясающий подарок! Вы даже предположить не сможете, что я ему привез. Ну-ка, Танюшка, даю три попытки!
Татьяна, еще не пришедшая в себя после ста долларов, лишь молча покачала головой, отказываясь от игры в угадайку. Я воспользовался только одной попыткой:
– Сто фунтов стерлингов.
– Мимо! – обрадовался Игорь Петрович, подошел к стулу, на котором лежал его кейс, щелкнул позолоченными замочками, приподнял крышку и с таинственным видом, предвосхищая наш восторг, положил на стол нечто тяжелое, завернутое в пергамент. Бережно развернув бумагу, он представил нашему вниманию кусок бетонной плиты размером с хороший энциклопедический словарь.
Мы с Татьяной смотрели на подарок как два идиота. Игорь Петрович выдержал паузу, в течение которой, по его мнению, мы должны были умереть от любопытства, после чего бережно упаковал строительный мусор в пергамент и спрятал в кейс.
– Кусок Берлинской стены, – пояснил он дрогнувшим голосом, словно только что показал нам яйцо от Фаберже. – Символ крушения тоталитаризма и экстремизма. Я думаю, что князь будет в шоке…
– Еще в каком! – подтвердила Татьяна.
– Представьте, – прищурившись, виртуозно фантазировал Игорь Петрович, – мраморная подставка в виде античной колонны. На ней, на красном сукне, эта реликвия. Сверху – стеклянный колпак. Чтобы не пылилась, чтоб руками не трогали. И чеканная надпись на бронзовой табличке: «Обломок Берлинской стены. Декабрь тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Начало новой эры». Впечатляет?
– Следующий! – произнесла Татьяна и с опаской покосилась на дверь.
Очередная посетительница вытеснила Игоря Петровича, который нехотя удалился в соседнюю комнату. Шаркая ногами, вошла низкорослая женщина в синтепоновой куртке и платке. За ней волочились выпачканные в чем-то пахучем дети. Девочка держала в руке надкусанное яблоко, а мальчик – надкусанное печенье.
– Фамилия, – произнесла Татьяна, как-то странно поводя носом.
– Бергамотовы мы, – ответила женщина. Ее мелкое лицо выражало страдание, но голос был твердым и полным оптимизма.
– С какой целью к Орлову?
– Мы люди не здешние, – принялась объяснять женщина, невыносимо растягивая слова. – Беженцы мы. Детям моим требуется платная операция…
Я склонился над ухом Татьяны и прошептал:
– Мужайся! Если старик будет спрашивать – скажи, что к восьми часам я буду.
Она кивнула, не поднимая головы, и не заметила, как я взял из стопки несколько чистых бланков для писем, украшенных личным экслибрисом князя.
Потом вышел на крыльцо, где вполголоса разговаривал и курил хвост очереди, разрыхленный и утративший очертания. Под ногами тлели окурки, шуршали бумажки от шоколада и мороженого. Люди смотрели на меня оценивающим и завистливым взглядом, пытаясь догадаться, много ли денег удалось мне выпросить у князя. В этой очереди они были бесстыдны и доверчивы, как больные в очереди к врачу. Только вместо болезней несли старику свои пороки.
Глава 20
ООО
Нужен был принтер, на крайний случай пишущая машинка, чтобы никто не придрался к моему почерку, но ни в библиотеке, ни в школе, куда я заехал по дороге в «Монумент», подобной оргтехники не было. До окончания рабочего дня оставалось двадцать минут, и мне пришлось переписывать список от руки. Я
