выводов о человеке, какое бы сильное впечатление он на меня ни произвел.
– А как же Лобский? По-моему, ты уже сделала о нем поспешный вывод.
– А я давно его знаю! – неожиданно заявила Марго, хотя, как мне показалось, она тотчас пожалела об этом. – Точнее, не я, а мой папик.
– Твой отец знает Лобского? Надо же, как мир тесен!
– Не то чтобы знает, – принялась корректировать свои же слова Марго. – Но была у них одна неприятная встреча… Как-то папик вел в США переговоры о совместном строительстве на Алтае бумажно- целлюлозного комбината, и американцы пригласили для консультации по экологическим вопросам Лобского…
– А с какой стати американцев консультировал Лобский? – удивился я.
Марго уже откровенно сожалела о том, что проболталась.
– Я не хотела бы… Понимаешь, папик просил меня не распространяться об этом… – мучительно подыскивала она слова. – В общем, когда-то давно Лобский руководил секретным институтом ядерных технологий. Он находился где-то там, на Алтае, его давно закрыли… И американцы почему-то решили, что никто лучше Лобского не знает, насколько Алтай загрязнен радиоактивными отходами. Вот и пригласили его в качестве консультанта. А тот – рад стараться! – наговорил американцам про запредельную радиоактивность алтайской древесины. Переговоры, разумеется, сорвались, хотя продукция моего папика идет на экспорт во все страны Европы, а там ее проверяют по десять раз. Папик очень переживал, он говорил, что Лобский гадит соотечественникам от зависти, потому как ничем другим заработать не может…
– Неужели только в роли консультанта он заработал на роскошный «Мерседес»?
Марго пожала плечами:
– Не знаю, откуда он взял деньги. Папик пытался разнюхать об этом типе побольше, но в биографии Лобского оказалось столько белых пятен! А вообще, он хоть и сволочь, но несчастная сволочь. От него ведь сбежала жена. И не с кем-нибудь, а со студентом Университета дружбы народов. И умотала с ним в какую-то далекую страну. А студент за несколько лет сделал себе головокружительную карьеру и стал премьер- министром. Так что бывшая супруженция Лобского теперь вторая леди государства. Представляешь, какой это удар по самолюбию Лобского? Вот он и бесится от злости и гадит всем подряд.
– Лобский, наверное, узнал тебя?
– Как он может меня узнать? Он меня ни разу не видел, и фамилию мою не знает. Если, конечно, ты не скажешь ему, кто мой папик…
Я хотел ответить, что скорее лангуры растрезвонят о папике Марго, нежели я хоть словом обмолвлюсь о нем, как вдруг увидел то, что заставило меня замереть на месте. В каких-нибудь десяти шагах от нас верхом на стволе поваленного дерева сидел Крот. Он сидел к нам спиной, ссутулившись, как дремлющий на дрожках извозчик. Рюкзак за его плечами напоминал горб. Крот не шевелился. У меня на мгновение появилась надежда, что мы сможем незаметно скрыться, но Марго, по-прежнему не замечая ничего вокруг, продолжала громко щебетать и идти вперед. Я с опозданием схватил ее за руку, когда Крот уже повернулся к нам вполоборота.
– Хорошо, что вы не стали ждать и пошли за мной, – сказал он каким-то странным голосом. – Идите сюда, я покажу вам нечто любопытное.
Марго скривилась так, как если бы разжевала горькую пилюлю, и посмотрела на меня с укором, словно хотела сказать: что ж ты, старый воробей, на мякине попался? Мне хотелось выть от досады. Откуда он здесь взялся? Ведь Крот пошел к месту приземления Марго, а это совсем в другой стороне. Судьба-злодейка столкнула нас нос к носу в огромном лесу, где шансы на встречу были ничтожны.
Словно пленные, мы с Марго приблизились к Кроту.
– Не нравится мне эта штука, – произнес он, подняв голову и взглянув на нас.
Я не сразу понял, о чем он говорит, пока не посмотрел ему под ноги. На земле лежало помятое колесо с широкой шиной, покрытой полосами продольных протекторов. Втулка была выбита, и на ее месте зияла рваная дыра. Я хотел бы ошибиться, но это явно было колесо от самолета.
– Что это? – спросила Марго, постукивая кончиком кроссовки по тугой шине.
– А вы, Кирилл, знаете, что это такое? – спросил Крот. Вид у него был очень серьезный.
Я посмотрел по сторонам и сразу же увидел покореженный кусок дюраля, лежащий недалеко от нас. От недоброго предчувствия мне стало не по себе.
– Мало ли… – неуверенно произнес я. – Мало ли откуда оно могло свалиться.
Я присел перед колесом на корточки и стал внимательно его рассматривать. Крот встал с дерева, на котором сидел, и подошел к его основанию.
– Обратите внимание, – сказал он. – Это свежая крона, листья на ней еще не успели завянуть. И ее срезало от основного ствола, как ножом. Вопрос: чем ее срезало?
Вывод, к которому подводил нас Лобский, был слишком страшным, и я стал крутить колесо, изучая его со всех сторон, выискивая какие-нибудь детали, царапины, следы, лишь бы возразить: нет, ты ошибаешься, у тебя слишком богатая фантазия.
– А в чем, собственно, дело? – спросила Марго, опускаясь на корточки рядом со мной.
Крот не преминул ее поддеть:
– Если у вас, девушка, не хватает ума понять, в чем дело, то хотя бы не демонстрируйте свой недостаток.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал я и зачем-то посмотрел наверх, словно там могла находиться некая механика, от которой бы отвалилось это колесо.
– А вам птичка на плечо накакала, – сказала Марго Кроту, тыча пальчиком в его куртку.
