чуть улыбнулась. – Руки убери…
Я отпустил ее, отошел в сторону, пиная ногами спутавшиеся травяные колтуны.
– Уходи, – попросила она тихо, поднимая с земли кота и прижимая его к себе. – Уходи как можно дальше от меня… Какой у тебя здесь интерес? Здесь скучно, серо и одиноко. Здесь почти каждый день идет дождь… Ты турист? Тебе нечем заняться? Ты ищешь приключений?
– Я сыщик. Ищу преступника…
– Сыщик? – с леденящей веселостью переспросила Яна. – Ну так ищи преступника, сыщик, чего ко мне прицепился? Я ничего плохого еще не сделала. Помочь тебе ничем не могу. Живу одна, ничего не вижу и не слышу.
– А почему ты здесь, Яна?
– Врач посоветовал, – тотчас и без усилий ответила Яна, и я понял, что этот ответ был заготовлен заранее. – Я больна. У меня плохие нервы. Мне нужен горный воздух, козье молоко и тишина.
– Тебе здесь хорошо?
– Очень. Но пока тебя не встретила, было еще лучше.
– Может, тебе лучше перебраться на берег моря? Я помогу тебе устроиться…
– Я ненавижу море!
– Тебя не отпускает тот мальчик с пистолетом?
– Не отпускает? – повторила Яна и пожала плечами. – Какая глупость! Я здесь по своей воле. А мальчик с пистолетом приставлен для того, чтобы не подпускать ко мне всяких дотошных типов вроде тебя.
– Плохо работает, – заметил я.
– Ошибаешься. Просто я его обманула и незаметно улизнула из дома. Если он увидит тебя рядом со мной, то выстрелит тебе в голову. В этой деревне никогда не бывает полиции, и тут все живут по средневековым законам. Убийство на почве ревности считается обыденным явлением.
Я смотрел в светлые глаза, выглядывающие из-под надбровных дуг, словно незрелые оливки из-за листочков. Яна здесь по своей воле?.. Кто-то из двоих – Яна или профессор – говорили неправду. Но, скорее всего, лгали оба. Во всяком случае, я был уверен, что силой никто здесь Яну не держит. Мало того – она сама не хочет никуда уезжать. Было бы у нее желание, то сразу согласилась бы переехать на море или еще куда-нибудь. Не означает ли это, что профессор и Яна не враги, не антагонисты, а коллеги и единомышленники?
У меня все спуталось в голове. Почему, в таком случае, Яна просила меня предупредить профессора об опасности, удержать его от поездки в Испанию? Как она может не знать, что он сейчас в Испании? И для чего профессор пытался убедить меня в том, что Яна – злодейка? Он не хотел нашей с ней встречи?
Она села на траву, опустила рядом с собой кота. Зверь немедленно стал точить коготки о крест.
– Так нельзя делать, – тихо и нежно, как ребенку, сказала Яна. – Можешь испытать на прочность мое пальто… Давай, давай, не стесняйся… Так его, так… Вот молодец, молодец…
Перед крестом, на коленях, стояла непонятая и неразгаданная тайна. Яна забавлялась с котом, но мне казалось, что она видит перед собой своего ребенка, которого никогда не было, но плоть и инстинкт, помимо воли, уже требовали его, уже выплескивались наружу вместе с невостребованной нежностью и любовью… Яна мне нравилась все больше. Но меня притягивало к ней и отталкивало от нее с равной силой. Мне казалось, что я смотрю какой-то мудреный фильм и никак не могу разгадать замысел режиссера: что он хотел сказать, заставив актрису играть столь странную роль?
Кот расстарался вовсю и излохматил подол малинового пальто, но это ничуть не обеспокоило Яну.
– Мне пора, – сказала она, заталкивая кота за пазуху. – Мой тебе совет: ты поживи еще, не лезь на рожон. А Кирилла Андреевича я заберу. Пусть ловит мышей у моей хозяйки…
Яна поднялась с земли, кинула кроткий, даже забитый, как у бездомной дворняги, взгляд на крест и медленно пошла вниз, придерживая под пальто кота, отчего казалось, что с горы спускается беременная. Я догнал ее.
– Тебе не надо идти со мной рядом, – сказала она спокойно, но у меня все равно мурашки побежали по спине.
– Здесь недалеко стоит моя машина. Могу тебя подвезти…
– Да, так будет для тебя лучше, – размышляя вслух, ответила Яна. – Только высади меня в конце деревни.
Глава 23
ЧТО СКАЗАЛ ФИЛОСОФ ФАБР
Я тронул Яну за локоть и повел ее по краю оливковой рощи. Мы молчали. Я искоса рассматривал ее утонченный бледный профиль, словно нарисованный пером и чернилами. Я думал о том, что Яна твердо знает, куда и зачем идет, что будет завтра и в последующие дни. В отличие от нее я чувствовал себя плавающим в кувшине с молоком, который стоит в темном погребе, а над погребом разверзлась темная безлунная ночь; и я тыкался то в стенки кувшина, то в его дно, и никак не мог выбраться наружу; а бессмысленные телодвижения уже вытянули из меня все силы, но я по-прежнему дергал руками и ногами…
Мы подошли к машине. Я раскрыл перед Яной переднюю дверь – хотелось, чтобы девушка сидела рядом, а сам заглянул под капот. Пробка расширительного бачка была на месте, но тосола в бачке осталось совсем немного – выпарился, как вода в паровозном котле. От мотора все еще тянуло жаром и запахом горелого металла. Заведется ли старая лошадка? Надо будет сегодня же сдать ее арендаторам и взять напрокат другую, поновее.
Я сел за руль, захлопнул дверь. Мы отгородились от внешнего мира, от завывания ветра, от шелеста травы и отдаленного перезвона козьего стада. В машине было настолько тихо, что я слышал дыхание Яны. В маленьком, замкнутом мирке, который мы делили с Яной на двоих, к прогорклому запаху механики добавился
