Она лежала перед ним обнаженная, и хотя понимала, что должна стесняться своей наготы, нисколько не смущалась под его взглядом. Томление и растекающееся внутри тепло только усиливались от удовольствия, отражавшегося в его глазах.
Плам повернулась на бок, приняла более изящное положение и улыбнулась Гарри откровенно манящей улыбкой.
— Мне кажется, вам очень жарко в этом халате, супруг мой. Может, вам его снять и лечь в постель?
— Что? — Голос Гарри звучал также хрипло, как и ее собственный. Она невольно улыбнулась и похлопала по постели рядом с собой.
— Снимите его, Гарри. Я тоже хочу на вас посмотреть. Глаза Гарри буквально почернели. Он начал неловко выпутываться из халата. Его пальцы неуклюже расстегивали пуговицы, и через несколько секунд сражения с ними Гарри что-то прорычал, рванул с себя халат, упал рядом с Плам и потянулся к ней.
— Нет, — сказала она, оттолкнув его руки.
— Нет? — Гарри даже поперхнулся. — Нет? Что это значит?
— Это значит — нет, я сначала хочу на вас посмотреть. — Плам села и наконец-то взглянула на Гарри. Он был великолепен, просто великолепен, гораздо лучше, чем она себе представляла. Ноги длинные, мускулистые, вовсе не костлявые, как у Чарлза. Живот слегка округлился — несомненно, признак возраста, но этот признак ужасно понравился Плам. Чарлз был тощим и костлявым, а она всегда любила полноту, такую, чтобы приятно было прикасаться. Намек на живот у Гарри прекрасно сочетался с остальным его крепким мускулистым телом. Она скользнула взглядом по его поросшей негустыми волосами груди (Плам с удовольствием отметила, что грудь тяжело вздымалась) и дальше, по широким плечам.
— Что такого особенного в мужской груди? — вслух спросила Плам, оглядывая все остальное — сильные руки с длинными пальцами и коротко обрезанными ногтями, крепкую шею и — о! — ту часть, которую она изо всех сил старалась пропустить, часть, уже давно вздыбленную и приветствовавшую ее легким покачиванием.
— Я думал то же самое про вашу грудь, — произнес Гарри, его руки на синем с золотом покрывале слегка подергивались. — Теперь мне можно к вам прикоснуться?
— Еще нет. Скоро, но пока еще нет.
Гарри застонал и начал было протестовать, но тут Плам взяла его естество в руку. Его бедра дернулись вверх, а стон замер в горле.
— Вы очень возбуждены. Мне это нравится. Кроме того, он чуть длиннее, чем я предполагала, но надеюсь, это не вызовет никаких сложностей.
Гарри хватал ртом воздух, смяв в пальцах покрывало.
— Я тоже надеюсь.
Плоть двигалась как шелк, натянутый на сталь, и Плам с удовольствием увидела, что на лбу Гарри выступил пот, грудь тяжело вздымалась и опускалась, отчаянно пытаясь набрать побольше воздуха в легкие. Руки Плам блуждали, трогали и дразнили кожу, потом она наклонилась и легонько укусила этот восхитительный живот.
Напрягшись, Гарри выкрикнул ее имя. Плам усмехнулась и начала прокладывать поцелуями дорожку вверх, причем рука ее спустилась ниже. От него так хорошо пахло — лимонным мылом, возбужденным мужчиной и чем-то еще, чем-то пряным, присущим только Гарри.
— У вас очень красивая грудь, — прошептала она, когда негустая поросль защекотала ей нос. Больше всего на свете ей хотелось втянуть в рот его восхитительные маленькие соски и дразнить их языком и зубами до тех пор, пока он не взмолится о пощаде, но она вовремя вспомнила, что должна казаться наивной и ей ничего не положено об этом знать, поэтому пришлось удовольствоваться тем, что она поцеловала каждый сосок, а потом стала прокладывать дорожку дальше, к шее и уху.
Гарри вздрогнул и снова застонал. Его тело дрожало не переставая, грудь покрылась испариной, когда Плам укусила его за мочку уха. Она замерла и нахмурилась, глядя па золоченую дужку, заправленную за его ухо.
— Зачем вам очки?
— Только чтобы видеть.
— О! — Она осторожно сняла их, положила на прикроватную тумбочку и снова занялась его ухом. А потом негромко произнесла: — Ваша очередь.
Едва второе слово сорвалось с ее уст, как она уже лежала на спине, а Гарри навис над ней, прищурившись, чтобы лучше видеть. Ее ноги беспокойно шевелились, напряжение внутри возросло так, что стало болезненным; это была приятная боль пустоты, требующей заполнения, боль, унять которую мог только он. Его губы приближались к ее груди, горячее дыхание обжигало кожу. Спина Плам выгнулась, едва его такой жаркий рот, наверняка оставивший на ее коже след ожога, прижался к ключице. Руки Плам скользнули вверх по его мускулистым рукам, пальцы запутались в его волосах, а он целовал ее, оставляя пылающий след на тяжелой, ноющей груди, изголодавшейся по нему, просто взывавшей, требовавшей, чтобы он взял ее в рот прямо сейчас, иначе она умрет.
— Гарри! — выкрикнула Плам, когда его губы вдруг скользнули вниз, запечатлевая жгучие поцелуи уже под грудью.
— Что? — пробормотал он прямо в ее нежную плоть и пробуя ее на вкус языком.
Плам еще сильнее выгнула спину, пытаясь поднять его голову вверх, где изнывала грудь.
— Если ты не прекратишь меня дразнить, моя грудь просто взорвется!
Его волосы задели чувствительный сосок. Плам пронзила боль, смешанная с наслаждением. Гарри ухмыльнулся и, едва прикасаясь, провел языком вокруг соска.
— Чего ты хочешь, Плам? Может быть, вот этого?
Он потерся об ее грудь щекой, уже слегка колючей от щетины. Плам задергала ногами, изгибаясь и пытаясь подставить грудь под его губы. Он отпрянул, и попытка не удалась.
— Гарри!
— А может быть, — он начал длинными движениями языка обводить вокруг ее груди, не прикасаясь к ней самой, — ты хочешь вот этого?
— Гарри! — выкрикнула Плам, не в силах выразить свою жажду словами. Она снова потянула его к себе — не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы он обратил внимание.
— А, я начинаю понимать. Ты хочешь, чтобы я сделал вот это… — Его губы сомкнулись на ноющем соске и начали его посасывать. Рот был жарким и влажным. Его зубы легонько укусили нежную плоть, и Плам под ним дернулась. Огонь у нее внутри разгорелся и превратился в ревущую преисподнюю, охватившую ее с ног до головы.
— Я пылаю! — выкрикнула Плам, наслаждаясь своей свирепой смертью. — Ты меня просто убьешь!
— Милая, я еще ничего не начал, тебе не с чего пылать. — Тут Гарри выругался, и как раз в тот момент, когда Плам начала возносить самые искренние молитвы к небесам, прося, чтобы ей позволили выжить, мир рухнул.
— Гарри? — Плам заморгала, не понимая, почему его теплое, восхитительное, твердое тело вдруг отодвинулось от нее. И тут до нее дошло, что грохот ее сердца, такой громкий, что в своем безумном биении просто оглушал, не давая услышать ничего вокруг, на самом деле был грохотом в дверь. — Гарри?
Он схватил халат и задернул занавеси на кровати, спрятав Плам. Она, все еще пытавшаяся собрать мысли, наконец-то сообразила, что под дверью кто-то есть, и выглянула в щелку между занавесями.
— …а мама попробовала дать ему ячменную воду, но он ее тоже не удержал. Чистая правда, она выходит с обоих концов. Мама подумала, что нужно сказать вам.
— Сейчас? — напряженно и грубо спросил Гарри. Плам его прекрасно понимала — она и сама чувствовала себя как натянутая тетива лука и дрожала, стремясь к облегчению. — Он должен был заболеть именно сейчас? Нельзя было немного подождать, нужно было именно сейчас?
— Простите, сэр. Не думаю, что он специально заболел, очень уж бедному ягненочку плохо.
Гарри пару раз стукнулся лбом о косяк. Плам сочувственно поморщилась. Наверное, это больно.
— Сейчас?!
Плам протянула между занавесями руку, схватила свой пеньюар, надела и выскользнула из
