– Набери, – говорю. – Только без резких движений.
Он с демонстративной, гипертрофированной медлительностью сует руку в карман, извлекает телефон, показывает мне. Тычет в кнопки. Интересно, думаю, что если она правда жива?.. Ощущение идиотизма происходящего все усиливается.
– Кристин? Да. Я… Кристин, тут с тобой Дэн поговорить хочет. Ага, он самый. Поговоришь с Дэном?.. – ФЭД осторожно привстает, левой протягивает мне мобилу над столиком. – Сам ее спроси…
Я делаю шаг навстречу. Тяну свою левую – в правой пистолет. Между нами – столик. Я уже почти перенимаю из ФЭДовой руки черно-оранжевый Alcatel, когда он вдруг разжимает пальцы. Чисто рефлекторно я пытаюсь поймать падающую трубку, дергаюсь вниз – а ФЭД мгновенно перехватывает мое левое запястье, с силой рвет вверх и вбок; я теряю равновесие, а он, правой уцепив меня за акватексовый воротник, опрокидывает спиной на стол и тут же сам наваливается сверху, давит левым локтем на горло, правой выворачивая “макарон” из моей кисти; резкая боль в локтевом суставе, угодившем на ребро столешницы… – и все: я безоружный, задыхающийся, на линолеуме… Все.
На пол рядом со мной что-то падает-подскакивает-катится… патрон, пистолетный патрон: Дейч передернул затвор – проверил, не на понт ли я его брал…
– Ну, молодец, бля, Дэн… И правда ведь валить собрался…
Кашляю, ворочаюсь у него под ногами. Медленно, за стол держась, встаю. Вот сейчас и получу пулю в башку. Вот сейчас… Ни мыслей, ни ощущений. ФЭД смотрит в упор, правой обхватив перед животом запястье левой, в которой “макарон”.
Вот те и его сценарий… Как это он… Обрывочное мельтешение в голове. Как это я… Всегда все по- евоно-му… Вот и пиздец мне…
Дейч, чуть погодя, резко разворачивается, махнув левой, отходит к стойке пустого, без единой бутылки на полках бара, поворачивается ко мне снова:
– Да, Дэн… Сколько ни пытался… всю жизнь, бля… так я ни хрена про тебя и не понял… – странно приподнятые, прыгающие интонации. – Точно вы, наверное, какие-то другие уже… Разные поколения… только не как у людей – а как в технике… Несовместимость приборов… Ни черта нам друг друга уже не понять… – В такт фразам он пристукивает рукояткой волыны по стойке. – Че я от тебя хотел?.. – сам себе (и сам же своим мыслям как бы поражаясь, качает башкой). – Для себя что-то извлечь… Ну вот, бля… Не, ну че, извлек…
Почему-то страха, собственно страха, паники – нет: хотя совершенно же понятно, что отсюда мне не выйти. Но вместо страха – какая-то тупая безмысленная легкость, парадоксальная лихорадочная заторможенность.
– …Че я хотел?.. – Он явно разговаривает сам с собой, он и на меня-то смотрит лишь время от времени. – Что я, не понимал, что просто так с тобой базарить про все это бесполезно?.. Ты же просто не воспринял бы, в принципе… Вы ж такие все прагматики… – отклеивается от стойки, пинает ближайший столик. – Для тебя ж это демагогия, паранойя… Это у вас замечательная такая черта – игнорировать неудобные для себя факты… Сколько ни тыкай носом – ты бы просто отмахнулся…
Я медленно опускаюсь на стул, на котором раньше сидел он.
– Я хотел, чтоб ты все-таки задумался… – ФЭД ходит от стойки к стене и обратно, слегка помахивая вооруженной рукой (ничего не могу с собой поделать – взгляд как приклеился к этой руке). – Чтоб ты вынужден был задуматься… Чтоб стреманулся… Чтоб тебя все-таки проняло… Ну, блин, за что боролся… Конечно, все это выглядит паранойей… Но ты, Дэн, – что ты сделал? Ты в ответ на эту паранойю по- быстрому придумал другую! Только более удобную – для тебя… Если не хочется думать о чем-то – что может заставить сделать неприятные такие выводы… Безнадежные… Можно убедить себя, что это просто ФЭД ебанулся на всю голову, это он всех убил и съел, псих, маньяк, сериал-киллер… Так?
…Потому и на верхотуру эту меня вел. Дальний угол, да еще над крышей – никто ничего не услышит. Даже и выстрел если услышат, не поймут, что это выстрел…
– …Ты хоть Димкину писанину читал? Да ни хера ты не читал…Ты в этот чат лазил, где я часа два распинался для тебя специально – ты хоть немного вдумался? Ты хоть статью-то саму прочел?.. Я вообще не въезжаю – как можно не чувствовать, что что-то происходит?.. Не будучи дураком – совершенно не будучи дураком, до такой степени, блин, не будучи… Сашка… Ты думаешь, я ее убил… Да, есть на мне вина – нельзя было ее провоцировать. Надо было помнить, что такие вроде бы максимально адаптивные, такие патологически здравые люди, как она, – если уж сходят с нарезки… Но знаешь, что ее добило? Среди прочего, по крайней мере? То, что ты тогда, в тот вечер, вообще не понял, что она имеет в виду, о чем говорит… Чего, ты думаешь, она ваньку валяла, вид делала, что все типа случайно, встреча ваша? Естественно, она видела, что бесполезно так вот подходить и в лоб спрашивать: что мол, происходит, Дэн? Ты хоть понимаешь, Дэн, что что-то происходит?.. Ты б решил, что она обдолбалась просто… Ну, она пыталась так ненавязчиво прощупать, чувствуешь ли ты, хоть в какой-то мере, то же, что она… Какое там!.. Честно говоря, вот тогда я и убедился окончательно, что придется тебя раскачать… растормошить…
– Почему я? – спрашиваю, едва ворочая языком.
Он прерывает хождение, опирается кулаками на соседний столик, некоторое время смотрит на меня. Уже настолько стемнело, что мне – против света, остатков света – даже на расстоянии пары метров практически не видно лица, его выражения.
– Почему? – тихо переспрашивает каким-то болезненным, почти искательным тоном. – Да потому что у тебя всегда выходило то, что не получалось ни у кого. Ни у кого, совсем… Потому что все загибаются – все, кто чего-то стоит! Все, без исключения… Чего я тебе про них напоминал? Чтобы ты охренел – так же, как я охренел, когда понял, что среди моих, среди наших знакомых, нет вообще – вообще ни одного человека! – кто сумел остаться собой и выжить. Просто выжить – физически! Потому что либо ты умираешь – как Крэш, как Димка, как Гвидо, как Эйдель, как Аська, как Коба твой, как все, все… – Поворачивается спиной, отходя к стене (дергается мысль рвануть к лестнице – куда: двадцать раз пристрелит). – Даже Глеб заболел неизлечимо… Даже Нурс загнулся… – опирается рукой на стекло: звякает пистолет. – Паранойя? – поворачивает ко мне голову. – Да, выглядит как паранойя – но это что, не объективные факты?.. Можно, конечно, сказать про Эпнерса, или Володьку, или K°-стяна, что они сами нарывались… Хотя если вообще чего-то хотеть от жизни, просто не быть растением, – то это уже значит нарываться… Ладно. А те же Глеб или Юсуф – то, что с ними произошло? Как это укладывается в рамки теории вероятности? Никак. Но это – есть. В смысле – нет. Нет вариантов…
Смысл его слов до меня вообще не доходит – только манера речи: устало-взвинченная, отрывистая; только жестикуляция: избыточная, бесцельная, резкая, ничего не имеющая общего с прежней Федькиной вкрадчиво-взрывной экономичной мягкостью…
