практически не зарегистрировал. Видимо, подхватили под руки и понесли, волоча коленями по брусчатке. Сунули куда-то головой вперед, в какое-то тесное пространство, взяв за ноги, вдвинули, задрали голени. Захлопнулась дверца, поддав по ступням. Это машина была, легковая, меня впихнули между передними и задними сиденьями... Яростно бормоча на неизвестном языке, повернули носом в пол, заломили назад руки, свели вместе запястья, защелкнули наручники. Взяв за волосы, несколько раз стукнули мордой о грязный коврик. Один кто-то уселся на заднее сиденье и поставил на меня обе ноги. Мы уже ехали, стремительно разгоняясь, подпрыгивая на неровностях.
Сколько заняла дорога, не знаю: поскольку лежал я на полу, трясло страшно и временами, кажется, таки вытрясало из сознания – ни черта я не соображал и не запомнил... Только понял в какой-то момент, что меня за щиколотки волокут наружу: выволокли до пояса, схватив за шиворот, рывком вздернули вверх (затрещала куртка), привалили к машине, свирепо крутя на груди одежду, – придвинувшаяся вплотную рожа дергалась, орала, надсаживаясь, плюясь... Я пытался стоять – ноги не держали.
Меня снова тащили под руки – я переступал невпопад, в глазах плыло. Вроде бы это был подъезд какой-то многоэтажки – тесный, обшарпанный и исписанный. Мы стояли у лифта – я, чувствуя, что сейчас упаду, привалился к стенке. Мне что-то сказали и сунули кулаком в живот – я сполз на колени, и мне добавили коленом по уху. Я упал совсем. Меня, не поднимая, втолкнули в лифт, следом пинками забили мои ноги. Один харкнул на меня, оба заржали. Харкнул второй. Я полулежал, прижавшись щекой к засаленному исцарапанному пластику стенки кабины, глядя на их широкие спортивные штаны и обильно забрызганные грязью белые кроссовки. От боли мутилось в башке.
Створки открылись, меня понесли по коридору, бросили на цементный пол под одной из дверей. Втянули через порог, протащили по линолеуму (жадные взгляды каких-то чернявых недорослей), швырнули в угол. Это была обыкновенная маленькая, сильно захламленная комнатка с низким потолком: шкаф, неновый диван. Несколько человек – молодые мужики и пацаны, никому, похоже, нет тридцати (арабы, по всей вероятности) – топтались тут, галдя и нервно жестикулируя, кто-то вошел, кто-то вышел. Надо мной нагнулись, повернули, чтоб было удобнее, принялись обыскивать – как труп.
Извлекли из кармана вальтер: взрыв эмоций. Все они тут были в какой-то непонятной истерике, на диком взводе. Обыскивающий стал вдруг тыкать стволом мне в лицо, опять вопя, выкатывая глаза, – будто я был способен хоть слово понять (единственное, что я понимал, – что говорят они все не по-французски)... Нашли лопатник, бегло проверили (наличные сразу переместились в карман обыскивавшего). Нашли оба паспорта, бумажку с телефонами и интернет-адресами: все пошло по рукам. Нашли распечатку письма от Бруно Фараху. Обыскивавший пробежал текст глазами, что-то кому-то сказал. Быстрый напряженный разговор – тоном ниже всех предыдущих.
Потом они снова принялись трясти меня – уже все вместе, перекрикивая и отталкивая друг друга, обращаясь ко мне одновременно в три глотки, что-то спрашивая, чего-то требуя, что-то мне объясняя...
– Донт андерстенд, – промямлил я (челюсти почти не двигались). – Не па компрене.
– Парле франсе? – с очевидным даже мне акцентом спросил один: очень смуглый, губастый.
– Но. – Я сплюнул кровь. – Инглиш.
– Ху а ю? – с некоторой натугой (кажется, этой фразой губастый исчерпал минимум треть своего английского лексикона).
– Я ни при чем, – говорю по-английски – предельно простыми словами. – Я ничего не знаю. Мне сказали передать это письмо Фараху. Я должен был сказать, что я от Бруно. Я не знаю, кто такой Фарах, я не знаю, кто такой Бруно. Я пришел, куда мне сказали, сказал, что я к Фараху, мне сказали ждать. Я испугался и ушел. Я ничего не знаю.
– Кто убил Фараха?! Ага...
– Я не знаю. Я не знал, что Фараха убили. Я не знаю, кто такой Фарах...
Удар в морду – я стукнулся затылком о стену.
– Ай’лл килл ю! – Губастый схватил рукой меня за нижную часть лица, задирая мне подбородок, нагнулся – словно хотел поцеловать. Или нос откусить. – Ай’лл килл ю, андерстенд?! Ю дэд, ю факинг дэд!! – От него мощно разило шалой.
Губастого окликнули, он отпустил мою рожу, обернулся, ответил. Они снова пошли лаяться.
– Кто тебя послал? – сунулся ко мне Губастый. Он, кажется, единственный тут хоть чуть-чуть петрил по-английски.
– Рональд Хендри.
– Кто? – это имя он явно слышал впервые. Естественно...
– Рональд Хендри. Он написал мне е-мейл. Он заплатил мне тысячу евро и в письме велел ехать в Париж, в Сен-Дени... – Я безнадежно изложил всю историю (я понимал, как это звучит для них. И понимал, что на то и был расчет...). – Я не знаю, что в том письме, я не читаю по-арабски. Я должен был только перeдать...
Удар в морду.
– Ты кто? Откуда взялся?
– Я из России. У меня нет работы.
Губастый что-то сказал своим, обернувшись. Все судорожно зареготали.
– Рашн. – Губастый с силой хлопнул меня по щеке ладонью (башка моя мотнулась), страшно чем-то довольный. Толстоморденький, с ласковыми пидорскими глазами... – Факинг рашн... – по другой щеке – тылом ладони. – Ю факинг дэд, рашн...
Сильнее всего болела спина – еще и от вынужденного прогиба назад (позвоночник поврежден?). Остро ныли вывернутые плечи – левое, на которое пришелся удар битой, глухо гудело, тяжелея и надуваясь. Левая половина лица жутко разрослась, набухла пульсирующей болью, мокро там было, кажется, и полузаплыл левый глаз. Кровь во рту, язык слева наверху тычется в обломки зубов...
– Откуда у тебя gun?
– Взял у одного человека...
Так прошло еще минут десять – пятнадцать. Губастый задавал вопросы, постоянно повторяясь, обещал меня убить, напоминал, что я факинг, и все время совещался с прочими (крики, препирательства). Постоянных собеседников у Губастого было двое – включая длинного, мосластого, который меня обшаривал. Еще несколько арабов, ничуть не старше (даже пацаны лет по семнадцать от силы), порывались время от времени вломиться в комнату, но их отгоняли. Квартирка была населенная и беспокойная – несколько раз хлопала входная дверь. Откуда-то глухо несся рэп.
Внезапно во время очередной из их дискуссий Мосластый рявкнул, отпихнул соседа, что-то откуда-то схватил – бутылку темного стекла, – сорвал странную пробку с хвостом (фитилем?), шагнул ко мне и опрокинул содержимое мне на голову. Я еле успел зажмуриться. Холодное полилось на темя, на лицо, на грудь, за шиворот, резко завоняло бензином и еще чем-то – вроде ацетона.
Мосластый заревел по-арабски на полдома – вопрос мне, видимо, – после чего раздались сухие щелчки. Зажигалка.
– Кто убил Фараха? – торопливо перевел Губан. – На кого ты работаешь?
– Я не знаю, я все уже сказал, я все честно сказал, я ничего не знаю, я честно ничего не знаю...
Губастый забормотал перевод. Я чувствовал, что вот-вот окончательно потеряю контроль над собой. Мосол выдал еще ряд гулких ишачьих воплей и снова защелкал зажигалкой.
– Ты пришел, – Губастый, – сказал, что ищешь Фараха. Потом сбежал. Через час Фараха застрелили. И ты говоришь, что ничего не знаешь?
– Я все сказал, я ничего не знаю, вы можете меня убить, но мне нечего больше сказать... Что я могу сказать, если я правда ничего не знаю?!
Тишина. Секунда. Еще секунда. Не дыша. Стиснув зубы. Еще.
Бензиновая вонь. Круги перед зажмуренными глазами. Тишина.
И они снова заспорили между собой.
41
Я боялся, что у меня всерьез поврежден позвоночник, – но вроде пронесло: хотя болело неслабо, контроль над нижней половиной тела все же был. Кажется, у меня даже оказалось ничего не сломано, даже плечо – дай бог, просто сильный ушиб. Да и в лицо он мне попал, можно сказать, удачно:
