даже о собственных гнёздах, они рвались вперёд в слепом гневе, круша вековые деревья и обращая тонкие ручейки в безобразно истоптанные трясины. За бегущим стадом оставалась настоящая просека.
Гнездовье осталось уже далеко позади, когда всё так же равномерно бежавший некромант ощутил короткий болезненный удар. Далеко над древесными вершинами взвились клубы оранжевого пламени, он видел их, само собой, не обычными глазами. По земле растекались струи жидкого огня, врывались в гнёзда, и скорлупа чудовищных яиц вспыхивала. Пламя металось, словно в клетке, от края и до края долины, повсюду натыкаясь на преграду из зелёных, сочных листьев, зажечь которые было поистине непосильной задачей, если только в дело не вмешается магия. Твари на мгновение приостановились; и Фессу пришлось почти что открыться перед ними, чтобы бестии, не приведи Истинная Тьма, не повернули назад. Страшно подумать, что случилось бы тогда со всем отрядом Мрака.
Фессу вновь пришлось бежать, несмотря на то что Сила теперь вливалась в него широким, могучим потоком. Но эту Силу он едва ли смог использовать, чтобы излечить кого-то или сотворить хоть что-то из разряда созидательного. Гибель порождённых Западной Тьмой существ, сама по себе мучительная, могла преобразоваться лишь в нечто столь же чёрное и злобное. Уничтожение. Разрушение. Убийство, и чем кровавее, тем лучше. Детёныши ещё не успели вкусить чужой крови. Они ещё никого не успели убить и были невиннее человеческого младенца. Но рождённая их смертью Сила выдавала свой исток.
«В тебе нет свободы, – подумал на бегу Фесс, забывшись и мысленно обращаясь прямо к своей могущественной противнице. – Все мысли Салладорца есть либо ложь, либо искреннее заблуждение. Я всегда считал, что есть две правды. Что нет „злых“ и „добрых“, „светлых“ и „тёмных“. Я ошибался. Ты – зло. В тебе нет ничего, кроме зла. Ты не по праву владеешь этой силой. Тебя не должно быть. Тебе не нужно ничего, кроме смерти и разрушения. Думаю, без этого тебе просто не выжить. Ты как древний дух, почитаемый неграмотными селянами за бога. Ему приносят жертвы – скажем, зарежут на погосте петуха или даже ягнёнка. Тебе нужны человеческие жертвы. А так – больше в тебе ничего нет. Ты пуста. Ты – зло, но ты даже не зла. Чтобы быть злой, мало быть просто „против“. Надо иметь и что-то „за“. У тебя нет ничего. Я презираю тебя. Ты – недостойный враг. С тобой нельзя сражаться по-рыцарски. Тебя надо просто уничтожить. Без гнева, как взбесившееся животное. Ты – пуста, Сущность!»
Он сам не понимал, чего его понесло. Казалось бы, убегающий от своры хищных чудовищ человек должен быть озабочен совсем другими мыслями, не имеющими никакого отношения к философствованию. Однако некроманта словно подхватило какой-то горячей волной. Ему не терпелось бросить Ей в лицо накипевшее и наболевшее. Он перестал бояться. Он верил, что сможет обмануть преследователей.
Её ответ пришёл, словно мягкое дуновение ветерка. Нежное, совершенно не таящее никакой угрозы. Она, кем бы Она ни была, многому научилась.
«Ты ошибаешься, мой верный слуга. Всё, что бы ты ни делал, послужит лишь быстрейшему достижению моих целей. Ты так и не додумался до этой нехитрой мысли. Я тебя . не виню и не считаю своим врагом. Ты служишь мне верой и правдой. Я довольна».
Фесс крепче сжал зубы. Он сделал ошибку. В пылу гнева он забыл, что Она способна услышать его отовсюду, если только он обратится к Ней напрямую.
«Не отовсюду, – мягко поправила его Западная Тьма, или, вернее, Сущность, прикрывшаяся именем Тьмы. – Я не могла услышать тебя, когда ты лежал на аркинском эшафоте. Но я знала, что ты в беде. Я помогла тебе, пусть даже и чужими руками. Но всё равно, мой верный слуга, даже твоя гибель не повредила бы нашему делу. Она просто направила бы его по другому руслу. И ты всё равно принял бы достойное участие в моём неизбежном триумфе…»
Звенящая тишина. Сущность умолкла. Беседа окончена. Фесс остался один на один с бешеной сворой за плечами – тяжело топали сотни не то ступней, не то копыт. Чудовища мчались по свежему следу, ещё немного – и они увидят некроманта.
Фесс бежал. Иные, уже сверхчеловеческие чувства, чувства мага Долины, не давали ему утонуть в болоте, сорваться в змеиную яму или попасться на обед пучку хищ-пых лиан. Он даже перестал чувствовать умирающих детёнышей в самом первом гнезде – пылавший в долине пожар, успевший пожрать десятки и сотни яиц, дал ему «десятеро больше. Он мог остановиться и принять бой. Но нет – он увёл свору ещё недостаточно далеко. Они ещё могут вернуться. К тому же Мрак и его товарищи наверняка тоже нашли немало кладок. Надо дать им возможность доделать дело. Жаль, конечно, что нельзя выжечь все эти проклятые джунгли от моря до самых гор. Впрочем, едва ли это остановило бы Её. У Неё в арсенале нашлось бы и иное оружие.
…Бешеная гонка продолжалась весь день до темноты. Фессу казалось, что ноги под ним вот-вот просто подломятся, и этим всё кончится. Только навыки воина Серой Лиги и мага Долины позволяли ему держаться, ведь почерпнутую силу всё равно нельзя было использовать ни на что созидательное. Твари не отставали. Расстояние перестало сокращаться, оно даже начало увеличиваться – вce-таки бестии Змеиных лесов сотворены были для боя, а не для длительных гонок по пересечённой местности. Однако ни одно из чудовищ не бросило преследования – словно они уже знали, что назад возвращаться незачем.
Спустилась ночь. Выбиваясь из сил, Фесс шёл теперь просто шагом. Погоня тоже не смогла прибавить. Некроманта томили и голод и жажда, но пить из здешних ручьёв он отважился только после того, как заставил воду долго кипеть в жестяной кружке. У него было с собой вдоволь вяленого мяса, смерть от голода ему не грозила, но всё-таки продолжать этот безумный бег не имело никакого смысла. Он либо каким-то образом обманет погоню, либо ему просто нельзя поворачивать назад. Фесс понятия не имел, почему эти десятки и сотни чудовищ, конечно, поменьше куббура, но тем не менее очень, очень могущественных, доселе не пытались все вместе прорвать пограничные валы Арраса. Быть может, Сущность копила силы, готовясь к одному броску – последнему и решительному? Так или иначе, ему пришлось идти всю ночь. Он ещё сохранял понятие о направлении и попытался, обманывая погоню, сделать сдвойку по собственному следу и, оставив преследователей в недоумении, повернуть назад, но твари чётко пресекли эту его попытку. Они словно чувствовали, что он намеревался сделать. Впрочем, тут удивляться не приходилось. Они питались той же силой, от которой почерпнул и сам некромант.
Оставалось только бежать. И уповать на то, что погоня неизбежно растянется. Сильные вырвутся вперёд, слабые отстанут. Пока у него имеется запас накопленной мощи, он может рассчитывать на победу.
Так прошел ещё день. И ещё. Фесс почти ничего не ел, только пил. Силы следовало экономить.
Правда, уставали и чудовища. Они могли преградить некроманту дорогу к отступлению, но не могли настичь. Теперь он уже не бежал – быстро и размашисто шагал. Ни одна из тварей не повернула назад, но в непосредственной близости держалось не больше пятидесяти. Когда их останется около трёх десятков, он рискнёт остановиться и дать бой.
Четвёртый день. Пятый. Шестой. В глазах всё начинает мешаться. Веки опускаются сами. Воспалённые глаза! словно засыпаны песком. Он держится. Он маг Долины. Он воин Серой Лиги. Он – некромант Неясыть…
На седьмой день безумного похода ему показалось, что впереди в мглистом тумане, затягивавшем его магический взор, мелькнула крошечная тёмная искорка.
Выбиваясь из сил, он повернул прямо на неё. Чудовищ оставалось всё меньше и меньше – они тоже теряли силы. Время от времени на их пути оказывались другие охотники за живой добычей, однако чем дальше в Змеиные леса, тем спокойнее было вокруг.
Восьмой, девятый и десятый день растаяли во влажной, душной дымке Тёмная искра становилась всё ярче, и чем дальше, тем сильнее становилось странное чувство, что он, Фесс, идёт навстречу чему-то очень знакомому…
ИНТЕРЛЮДИЯ 21
Жизнь в заброшенной крепости достаточно быстро вошла в более или менее нормальную колею, если только тут вообще применимо слово «нормальная». Даже Сеамни переменила своё мнение о ней, едва только взглянула на берлогу Эфраима. Старый вампир, похоже, совсем опустился, если позволял себе существовать в этой змеиной норе, сырой и грязной. Единственное сухое место было завалено не то
