– Вот уж этому, блистательный синьор, точно никогда не бывать, – хмыкнул в ответ Аннале. – Да у вас и шпаги нет. Я вам другое предложу: не хотите ли прокатиться в Рим? Припасть, так сказать, к Святому Престолу? Откупить грехи ваши? Ну, само собой, и я с вами!
– Так тебе и в Рим вход не заказан?
– Мне-то? Меня в первую очередь там и ждут! – Еще мельче, как заводной клавесин, рассмеялся Аннале. – Дьявол и Бог, как мне кажется, давно обо всем договорились! Только об этом пока нигде толком не сказано.
– Ты лжешь, негодяй!
– Я? Ничуть. Да посудите вы сами. Гляньте в небо голубенькими своими глазками! Наверху – чистота, порядок, мир и спокойствие… А глянув в небо – сразу опустите глаза долу. В этом контрастном соотношении – небо-земля – как раз все высокие договоренности ясно и читаются. Так что – договорились, договорились! Это только у вас, на земле, людишки никак не договорятся.
– Ты лжешь, – снова, но уже с немалой долей печали, повторил мессер Джузеппе.
И все-таки проехаться в Рим согласился.
Да и что было здесь, на песчаных холмах и в предгорьях, делать? Скучать? Тешить беса? Жевать иссохшую баранью ногу? Нюхать смолу-живицу розовых, вызывающих легкое отвращение пиний?
Солнце давно стояло в зените, когда мессер Джузеппе и слуга его Федериго Аннале спустились с холмов на одну из малолюдных дорог, бегущих из Венеции, через Падую, Анкону и Пескару – в Рим.
– Скоро должен проехать почтовый дилижанс. Я, пожалуй, спрячусь там, – Аннале указал на сизые, запорошенные серебристой, плотной, словно бы лунной пылью кусты, – ну а вы, блистательный синьор, сами с возницей поговорите. Попросите взять нас с собой, места должно хватить. Словом, вмешайтесь, впутайтесь в это дело, – сладко закруглил свою речь Аннале. И бочком, бочком отступив в сторону, быстро скрылся в кустах.
– Не дернуть ли в Рим самому? – буркнул себе под нос мессер Джузеппе. – А пожалуй! Хоть без слуги и нелегко…
Не успел он довести эту мысль до конца, как послышался перестук копыт, грохот колес, донеслось поскрипывание, конское ржание…
Из-за разрезанной пополам гигантским ножом песчаной горы показались двое верховых. За ними шатаемый из стороны в сторону неровностями дороги экипаж.
– Но это не почтовый, – с удивлением произнес мессер Джузеппе.
«Ну, да все равно», – добавил он про себя.
Всадники, увидев одиноко стоящего, худого, до смешного горбоносого человека в сером летнем плаще, в легкой фетровой шляпе, с мешком за спиной, – остановились.
– Кто вы, синьор? – крикнул один из всадников, всматриваясь пристально в лицо путника.
– Я Джузеппе Тартини, фехтмейстер и музыкант из Анконы. А вы сами кто?
Всадник, задавший вопрос, что-то сказал своему спутнику и подъехал ближе.
– Мы – охрана специального посланника Его Святейшества, – сказал он и еще сильней выставил вперед свою черную бородку, охватившую по краю желтовато-коричневое, пергаментное лицо. – Не знает ли синьор фехтмейстер поблизости какой-нибудь харчевни? Наши люди проголодались. И еще у меня сомнение, – добавил, несколько понизив голос, всадник с бородкой, – та ли дорога? Может, мы свернули на какую-то из боковых ветвей?
– Все дороги ведут в Рим, – вдруг почему-то на всадника обозлясь, громко и хрипло отчеканил мессер Джузеппе.
– А вы сами… – начал было всадник.
И в тот же миг раздался радостный крик возницы:
– Он!
Вслед за криком почти одновременно прогремело два выстрела.
Всадник с бородкой стал с горячей каурой лошади сползать вниз.
Второй всадник, державшийся чуть поодаль, упал лицом в конскую гриву.
Раздался еще один выстрел.
На этот раз стреляли в карете.
Через мгновение оттуда высунулся человек в мантии судейского чиновника и крикнул вознице: «Этот тоже готов!»
Возница соскочил с козел, не добежав четырех шагов до мессера Джузеппе, снял шляпу, глубоко поклонился и, волнуясь, рявкнул:
– Приветствую тебя, предводитель! Все исполнено, как ты и задумал!
Из придорожных кустов раздалось нежное, легкое бульканье: словно кто-то притронулся к самым верхам клавесина или зазвучало льющееся из кувшина вино.
Смеялся негодяй Аннале.
Диковинные мысли вместе со смехом слуги вдруг одна за другой стали входить в ум мессеру Джузеппе.
Мысли эти никак не вязались с выстрелами, кровью, дорогой. И уж подавно не вязались они со смехом Федериго Аннале.
Это были мысли о звуках, о свойствах и о небывалых возможностях музыки.
«Откуда явились в наш мир музыкальные звуки? Ясно, что их извлекают из инструментов или из человеческого нутра. Но для того, чтобы нечто извлечь, надо это нечто – предслышать! Откуда берется предслышанье?
Я должен не только сочинять музыку. Я должен создать нечто важное и кровно с ней связанное. Пусть это будет «Учение о звуке»!»
Так уговаривал, так упрашивал себя – не грубым и подлым сегодняшним голосом, а голосом мягким, поистине келейным – музыкант и фехтмейстер.
И тут же кто-то, – не дьявол, не сам Тартич, даже не его наставник Богуслав Черногорский, прозванный за свою ученость и славянское происхождение падре Боэме, – отвечал ему полушепотом:
– Звук музыки темной – это звук музыки жизни. Звук музыки светлой – это как раз звук музыки смерти. Но не смерти, понимаемой как уничтожение! А смерти, называемой жизнью иной, жизнью с Богом.
По земному темному звуку, как по лестнице с черными, обросшими грязью нижними ступенями, станешь ты подниматься, выше, выше! Пока наконец – легко и светло – не перейдешь в жизнь иную, подвластную одному лишь Всевышнему… Не по мосту перебежишь, не по реке забвения переплывешь – по звуковой лесенке перейдешь!
Полушепот этот был так приятен мессеру Джузеппе, что он позабыл на минуту о лежащих в лунной пыли трупах, о покинутом монастыре, о костящей его почем зря супруге Елизавете, племяннице архиепископа Корнаро, полгода назад отосланной им от греха подальше к брату в Пирано…
В чувство музыканта и фехтмейстера привел все еще побулькивающий невдалеке смех слуги.
Мессер Джузеппе поднял глаза: страшная картина только что пролетевшей над меловыми холмами смерти – смерти реальной, земной, а не какой-то звуковой или даже высшей, небесной, – тяжело легла ему на плечи…
Все случившееся дьявол-Аннале объяснил мессеру Джузеппе доступно, просто.
Шайка разбойников узнала о том, что папский нунций едет из Падуи в Рим и везет, кроме прочего, с собой какой-то весьма ценный груз.
Злодеи – по словам слуги – решили разделиться.
Двух разбойников неведомыми путями удалось пристроить в охрану нунция. По сигналу предводителя они обязаны были в определенном месте, убив нунция и его стражу, завладеть содержимым двух кованых сундуков. Главарь шайки вызвался ждать экипаж нунция в пустынном месте, поблизости от Анконы. А поскольку двое разбойников, внедренных в охрану, были одолжены на время у другой шайки, промышлявшей значительно северней, и не знали предводителя в лицо, – им был сообщен пароль: «Все дороги ведут в Рим!»
Вот потому-то, как только мессер Джузеппе произнес то, что он произнес, – раздались выстрелы, вот
