нашей дыре свыклись. Дальше местного универмага не дотянешься. А она, понимаешь, вернулась, как с другой планеты: приоделась, ухоженная, не чета нам, деньги появились! Два чемодана тряпок привезла! И самое главное, вернулась не одна, капитана нашла, такой мужик! В отпуске расписалась, и упорхнула опять. Потом перевели капитана обратно в Союз. Где-то в Прибалтике служит, тоже, считай, как за границей. Письмо вот недавно прислала. Говорит, квартиру получили.
– Ну, а ты-то чего?
– Ой, не знаю. Я всегда считала себя неудачницей. Все думала: у людей семьи нормальные, квартиры, дети, машины. А у меня все не ладилось. В девятнадцать замуж выскочила. Парень знакомый со школы. Жил через дом. После армии на завод устроился. Аленка родилась. Все думала: счастья сколько будет! Измучилась я с ней. Он совсем не помогал, поиграет и уйдет куда-нибудь с мужиками. Столько болезней детских, и сразу в первый год! Аленка хворая с рождения самого была, не доносила я ее. Дома тяжко было. Крутилась, как угорелая, вечно до получки занимала, не то, чтобы отложить на что-нибудь там. Да и квартиры у нас своей не было. С родителями моими жили. У нас на троих восемь метров, у стариков чуть побольше комната, вот и вся жилплощадь.
– Можешь не рассказывать, я сама в коммуналке росла.
– Старики, конечно, помогали. С внучкой посидят, денег подбросят малость, но все это не то, понимаешь. Хотелось вырваться, изменить что-то, свежего воздуха хотелось. Свою квартиру, чтоб хозяйкой быть. Вот у некоторых, знаешь, как-то складно все выходит. Что-то меняется к лучшему. А у нас все на одном месте. Помню, Светка, одноклассница моя, так они с мужем каждый год что-то покупали. Оба в торговле работали. Сначала на цветной телевизор скопили, затем стенку импортную достали, диван, холодильник поменяли. У людей все время что-то менялось.
– Вот я и говорю, не от хорошей жизни бабоньки наши сюда едут.
– Потом запил. Год прошел всего, как Аленка родилась. А после совсем загулял. Аленке четыре исполнилось, когда он ушел. Женился. Она старше на восемь лет, с ребенком. Что он в ней нашел?.. У той квартира, правда, отдельная, однокомнатная.
– Ну-ну, перестань…
– Понимаешь… До сих пор, как вспомню… Зачем я начала? Не хотела ведь рассказывать.
– Успокойся.
– Думала, все забыто. Нет. Как сейчас помню… Вернулся пьяный, в двенадцатом часу, не позвонил, ногой долбил в дверь. Родители легли. Я открыла, а он стоит заросший щетиной, пиджак надет на майку, ботинки грязные, без носок, рваные тренировочные штаны. Аленка проснулась, вышла в прихожую. Надеялась наконец папу увидеть. Три дня его не было. А он даже не поздоровался с ребенком, вошел, и сразу прямиком на кухню, к холодильнику. Вытащил остатки водки, выпил из горла, и в туалет направился. А там на пол свалился. Туалет у нас настолько маленький, что я никак не могла даже войти, чтобы помочь ему встать. Пришлось его за ногу тащить в коридор. А потом он немного пришел в себя, и начал ругаться. Говорил, что я виновата, жизнь ему всю испортила. Что не надо было никакого ребенка заводить. А Аленка тут же рядом стоит и плачет, папочка говорит, папочка, а он будто и не видит ее. Хотела выпроводить, а он меня бить начал. Искалечил бы, если б отец не вмешался. И все на глазах у Аленки…
– Мерзавец!
– Развелись. Пять лет прожили. Вычеркнутые году… Работала в поликлинике тогда. Восемьдесят рублей зарплата. Как хочешь, так и выкручивайся.
– На алименты подала?
– Какие там алименты! Он почти никогда на работу не ходил. И женщина та его выгнала. Даже одно время жалко его было…
– Поделом ему!
– Первый раз подумала о загранице месяцев через шесть после развода. Так, подумала и забыла. А когда приехала подружка из ГДР, наслушалась рассказов, и засосало под сердцем. Заснуть не могла, думала, мечтала. Одна бы и не раздумывала. А Аленку куда девать? Как я металась! Чувствовала, что если сейчас не вырвусь, погибну в этой дыре. Пошла в военкомат. Там сходу заявили, что надо оформлять опекунство над ребенком. При живой-то матери передавать ребенка!
– Так все делают.
– Это я сейчас понимаю, но тогда… И родители пожилые. Я поздний ребенок у них. Как они справятся? Мать сразу сказала, что против. Отец, как обычно, промолчал. Значит: делай как знаешь, не маленькая. После замужества он считал, что воспитание окончено. А как-то вечером, мать в гости к подруге ушла, опрокинул отец пару стопок, зашел ко мне в комнату, Аленка уже спала, и говорит: «Завтра, пойдем в райисполком оформлять опекунство. Будь готова. С матерью я переговорил». Я, помню, оцепенела от неожиданности! И радостно было услышать это, и страшно. Раз отец сказал, я знала, он не отступит никогда. Он у меня упрямый, батя мой. До замужества столько натерпелась! Воспитывал! Стоило вечером из гостей задержаться на полчаса, ремнем порол. До сих пор не понимаю, что случилось с ним. Мать действительно уговорил. Не знаю, как это у него получилось, но уговорил. Я по дурости решила, что вопрос решится в считанные дни, собирала чемоданы. Наивная была, не представляла, сколько волокиты впереди…
– Ну, а дальше?
– Дальше? Райисполком опекунство не утвердил… Ни в первый раз, ни во второй. Вы – мать, вы и воспитывайте, сказали на комиссии. А то знаем вас, сказали! Особенно там одна старая дева все выступала! Найдете, сказала, кого-нибудь, и про ребенка позабудете.
– А ты?
– Вначале держалась, надеялась на что-то. Мать твердила: пора успокоиться, ничего у тебя не получится, что тебя, говорила, тянет в эту заграницу, вон сколько молодых парней!
