— Как характерно! — сказал я, но Ингрем взглянул на меня скептически.
— Старайтесь не предвосхищать ответы, — предупредил он. — Ваши мысли передаются кончикам пальцев.
— Да нет, стакан, наоборот, тянет мои пальцы за собой, — возразил я, и Памела меня поддержала:
— Он рвется из пальцев!
Теперь решился задать вопрос и я:
— Вы остались в «Утесе» специально?
— ДА.
— Вы можете сказать нам зачем?
Я начал чувствовать невероятную усталость, сказывалось напряжение. Не верилось, что я получу ответ на свой вопрос, но стакан задвигался к букве «Я». Тут возникла какая-то неразбериха. Стакан заколебался между буквами «П» и «О», потом между «Ф» и «X», но дальше быстро указал «Р», «А», «Н», «Я» и «Ю».
— Я охраняю, — подытожила Памела.
Я был поражен, не ответом, нет, а тем, как гладко все разыгрывалось. Однако губы Ингрема были плотно сжаты, он снова взял инициативу в свои руки и спросил:
— Вы хотите сказать, что охраняете этот дом от опасности?
— ДА.
— Откуда грозит опасность?
— КАРМЕЛ.
Памела быстро спросила:
— Она хочет повредить…
Но Ингрем, бросив на нее укоризненный взгляд, перебил ее своим вопросом:
— Кому она хочет повредить?
И тут произошла первая неожиданность. Стакан чуть не вырвался из-под наших пальцев. Он метнулся к букве «Л», потом к «О», потом снова к «Л». Тут он остановился, раскачиваясь из стороны в сторону.
— ЛОЛ! — воскликнул Ингрем. — Кармел угрожает кому-то по имени Лол.
Кончики пальцев Памелы, касавшиеся стакана, побелели, вид у нее был озябший. Я спросил, не холодно ли ей, в ответ Памела нетерпеливо бросила:
— Неважно.
А стакан снова начал плавно перемещаться и подкатился к букве «С», написав затем имя «СТЕЛЛА».
— Вы хотите сказать, что Кармел может повредить Стелле! — спросил я.
С этого момента все как-то разладилось. Стакан закачался, потом, двигаясь рывками и зигзагами, стал кружить по столу. Он даже упал на бок, а когда его снова поставили, с такой быстротой уткнулся в карточку «ДА», что свалил ее со стола. Настроение мое начало портиться — наблюдать этот оживший стакан было малоприятно, все усиливался страх за Стеллу, угнетал нарастающий холод. Памела закусила губу, зубы у нее стучали. Ингрем что-то записывал. На этот раз вопрос задал Макс, сначала приведя все на столе в порядок:
— Значит, «ЛОЛ» — это ошибка?
Стакан сразу подвинулся к слову «ДА».
— Стелла все еще в опасности?
Стакан снова метнулся к слову «ДА».
Я взял себя в руки. Наступила важная минута. Сейчас надо выяснить то, ради чего мы все затеяли. Я спросил:
— Что мы должны сделать?
Ответ был дан без колебаний:
— ОТПРАВИТЬ ЕЕ.
У Памелы перехватило дыхание, но она спросила:
— Вы хотите сказать, отправить куда-то Стеллу?
— ОТПРАВИТЬ ВОН КАРМЕЛ.
Памела сняла со стакана онемевшие пальцы и протянула к нему левую руку. Она побелела как мел, и Ингрем с тревогой посмотрел на нее. Сквозь его загар тоже проступала бледность. Я как раз собирался задать вопрос об экзорсизме, но он снял пальцы со стакана.
— Не согреться ли нам? — предложил он.
Я попросил:
— Можно еще один вопрос? — И мы снова взялись за стакан, но Памела сразу отдернула руку:
— Боюсь, я слишком устала. Мы перешли к камину.
Огонь почти погас, дрова прогорели, но угли были еще красные. Я попробовал раздуть пламя, но ничего не получилось — замигали только голубые язычки негреющего огня. Пришлось сдаться.
— Может быть, спустимся ненадолго вниз? — предложил Макс, но Памела покачала головой:
— Мне уже лучше, а надо еще задать самый главный вопрос.
Она вернулась к столу и положила пальцы на стакан. Никто не успел к ней присоединиться, а стакан уже задвигался взад-вперед между буквами «Л» и «О».
— Опять «ЛОЛО», — сказал Ингрем.
Стакан продолжал кружить по столу, хотя его касалась одна Памела, он расшвырял все карты, скакнул к краю стола и покатился по полу.
Памелу трясло. Мы вышли из мастерской, и Макс увел ее вниз, в гостиную.
— Жуткий холод, — пожаловался он.
Ингрем улыбнулся:
— Меня этот холод крайне занимает.
Он опять ушел к себе в спальню и вернулся с аккуратной коробкой, в которой лежал термограф. Ингрем положил его на стул посреди мастерской, и мы, слава Богу, покинули эту комнату и поспешили к Максу и Памеле, которые грели над огнем в камине шоколад в кастрюльке.
Макс пришел в себя быстрее всех. Он отправился на кухню, принес поднос с чашками, разлил в них шоколад, а сверху положил взбитые сливки. Ингрем, погруженный в раздумье, рассеянно отхлебывал из своей чашки. Памела, откинувшись в глубоком кресле, постепенно приобретала свой обычный вид. Она была довольна сеансом.
— Мы и ждать не могли таких блестящих результатов, правда? — воскликнула она.
— Да, я никак не ожидал ничего подобного, — с благодарностью обратился к Ингрему и я.
Тот покачал головой:
— Не уверен, что это можно считать удачей.
Лицо Макса разочарованно вытянулось.
— Но ведь все совпадает с тем, что здесь творится, — сказал он.
— Да, это я вижу, — ответил Ингрем. Он повернулся к Памеле. — По-моему, вы могли предугадать едва ли не каждое слово призрака, не правда ли? — Голос его звучал сухо, почти саркастически. Памела ответила ему недоуменным взглядом:
— Но ведь все прошло хорошо, почему вы недовольны?
— Слишком хорошо.
Умерив наши восторги, мы ждали, что нам объяснит Ингрем.
— Скажите, — продолжал он, — вы много говорили и думали об этих женщинах, о Мери и Кармел?
Я сознался, что уже давно только о них и думаем.
— И вы настроены против Кармел?
— Да, пожалуй, — ответил я, но, к моему удивлению, Памела заявила:
— А я нет. Одно время была предубеждена, а теперь думаю по-другому.
— С каких это пор? Почему? — строго спросил я.
Она вздохнула:
