жребий.
«Увяллоу» — вот фамилия хозяина цветочного магазина. Я нашел номер в бристольской телефонной книге и позвонил. Мне ответил приветливый женский голос. Моя собеседница записала заказ, с интересом выслушала мои пожелания и обещала послать розы, не указывая, от кого они, и ничего к ним не прилагая.
Макс спустился вниз, и мы вышли на крыльцо. Я рассказал ему про цветы. Беспокойство так терзало меня, что я не сумел скрыть своих страхов насчет будущего Стеллы в лечебнице мисс Холлоуэй. Макс слушал с большим вниманием.
— Она не сможет с этим долго мириться, — сказал он. — У Стеллы слишком сильный характер, она восстанет.
— Даже если так, что она сможет сделать?
— Напишет Памеле.
— Письмо перехватят.
— Не тюрьма же это, в конце концов!
— Предлогом послужит необходимость полного отдыха.
— Но деду-то ей позволят писать?
— Ему она жаловаться не станет, он болен.
— Ну что-нибудь она придумает! Убежит!
— Куда? Мы запретили ей появляться в «Утесе», а деда она волновать не захочет.
— Родерик! Девушке восемнадцать! Существуют гостиницы, я пошлю ей наш адрес.
— Ей его не передадут.
— Ну есть же у нее какие-то друзья?
— Очень сомневаюсь. К тому же там, в этой лечебнице, у нее отберут деньги.
Макс был поражен:
— Вы уверены?
— Эта Холлоуэй на все способна. Я подозреваю, что она убила Кармел, — ответил я.
Словом, у меня был классический приступ пессимизма. Мне сделалось стыдно. Макс и так сокрушался, что мы вынуждены отказаться от «Утеса», видно было, как ему это неприятно.
— Да, положение неважнецкое, — заключил он.
Оба мы обрадовались, когда к нам присоединился Ингрем. Он сбежал с лестницы, бодрый и свежий, как само утро, с веселым блеском в глазах. Узнав, что Памела сегодня решила остаться в постели, он заметно поскучнел, но утешился сообщением, что это никак не связано со спиритическим сеансом. За завтраком он поделился с нами новой идеей.
— Может быть, ваша сестра захочет уехать к своей кузине в Дублин? Это прекрасно помогло бы ей отвлечься, не правда ли? Не согласится ли она туда лететь? От Бристоля до Дублина самолетом два часа. Я давно ищу предлог совершить такой перелет, а дела у меня в Дублине всегда найдутся. Я был бы счастлив составить вашей сестре компанию! Как вы на это смотрите? Правда, при условии, что это будет не раньше чем через восемь дней.
Он был в восторге от своей выдумки, и мне даже стало жаль его, когда я объяснил, что Памела пока ни в какую Ирландию не собирается.
Чтобы прервать наступившее тяжелое молчание, Макс стал заверять меня, что сразу по приезде вышлет мне испанский словарь. Он попросил у Ингрема его записи, но оказалось, что они остались у Памелы.
Лиззи, которая пришла убрать со стола, сообщила, что Памела все еще спит. Я попросил Лиззи, когда сестра проснется, сразу рассказать ей, что передал доктор Скотт насчет Стеллы. В одиннадцать, когда настала пора везти Ингрема к поезду, Памела все еще спала.
Утреннего хорошего настроения Ингрему уже не удалось вернуть. Он сидел в машине, жалобно глядя на дом, словно мальчишка, которого отправляют в школу после каникул. Макс тоже был угрюм.
Поезд Ингрема уходил в Бристоль в тридцать пять двенадцатого. Макс, которому предстояло вернуться в Лондон, заявил, что не собирается терять утро в вагоне, а предпочитает пройтись до станции пешком, позавтракать в каком-нибудь пабе и уехать поездом в три пятнадцать. Он поставил в машину свой чемодан. И тут зазвонил телефон. Это оказался Питер Кэри, вне себя от восторга после встречи с Пеннантом. Я объяснил ему, что спешу, говорить не могу, и позвал к телефону Макса.
— Счастливо, Родерик! — попрощался Макс со мной. — Может, мы с Джуди еще составим вам компанию в «Золотой лани».
Тут я сообразил, что, уезжая, он может встретиться на станции со Стеллой. Что, если передать ей с ним записку? Соблазн был велик, хотя я и понимал, что лучше сейчас не тревожить Стеллу. В конце концов я так ничего и не сказал Максу. Когда я выходил из дома, он с довольной улыбкой слушал Питера.
Пока мы ехали, Ингрем больше молчал, а если и заговаривал, то только о нашем «Утесе».
— Чаще всего в домах, где обитают привидения, никаких неприятностей не бывает. Ну испугают разок-другой кого-нибудь из детей или слуг. А ваш случай очень сложный, к тому же мисс Фицджералд так впечатлительна. Уверен, вы приняли единственно правильное решение.
Когда мы въехали на вершину горы Тор, перед нами открылся такой вид, что на минуту я даже притормозил. Ветер рябил свинцовое море, и по нему бежали серебряные полосы, а остров Ланди как бы выглядывал из-под серебристой челки. Солнце было закрыто огромной иссиня-черной тучей с ослепительно белыми подпалинами, из-под нее веером выбивались плоские лучи, и над вересковыми полянами, куда они падали, стояло призрачное лиловое сияние.
— Здорово! — воскликнул я. — Вот будет подарок Максу, когда он пойдет здесь.
Ингрем помолчал, а потом сказал:
— Я согласен с мистером Хиллардом — среди зимы в ваших местах, наверно, настоящее великолепие.
— С удовольствием пригласил бы вас в «Утес» на Рождество, — сказал я, — но увы!
Ингрем бросил на меня благодарный взгляд:
— Я был бы счастлив, если бы вы пригласили меня куда угодно, где бы вы ни оказались. Если, конечно, мы не встретимся в Ирландии.
Прося о встрече, он впервые на моей памяти проявил застенчивость, и я смог, не кривя душой, пообещать ему гостеприимство.
Оставшиеся несколько минут он самым оживленным тоном толковал о разных интересных местах и людях, с которыми ему приходилось сталкиваться во время его исследований.
— Но я никогда не предполагал, — заключил он, — что благодаря призракам мне выпадет счастье познакомиться с вами обоими. Пожалуйста, передайте мои самые искренние приветы и пожелания вашей сестре. Она обещала известить меня о развитии событий. Поблагодарите ее за меня и скажите, что я готов оступаться снова и снова, лишь бы еще раз заслужить ее великодушное прощение.
Когда его поезд тронулся, я почувствовал, что мне будет не хватать Ингрема, очень уж заразительной была его жизнерадостность. «И Макса я уже не застану, когда вернусь в „Утес“, — подумал я, — а на ночь нам с Памелой предстоит перебраться в „Золотую лань“. К тому времени Стелла будет уже в сотне миль от меня».
Я изучил висевшее на станции расписание. Вечерний поезд уходил в пять пятьдесят. Появиться на станции я не имел права. Даже проехать сейчас на обратном пути мимо Уилмкота и взглянуть на него нельзя. И я поехал домой. Проезжая мимо «Золотой лани», я заколебался — не заказать ли сразу комнаты на ночь? Но это можно сделать и по телефону, вдруг Памела чувствует себя плохо и никуда не двинется.
Однако Памеле было гораздо лучше. Она лежала в полутьме, уютно устроившись в подушках, и сказала, что голова у нее почти прошла.
— А ночью просто раскалывалась. Я не спала до пяти утра. Очень жалко, что мне не удалось попрощаться с мистером Ингремом. Родди! Я хочу просить у тебя отсрочки на одну ночь.
— Просьба будет удовлетворена, но при одном условии — ни шагу из этой комнаты.
— Да мне и некогда разгуливать. Мне надо думать и думать. Знаешь, оказывается, мы непростительно и глупо заблуждались…
