Петя протянул руку:
— Ну, давай!
— Нет, постой, — сказал Тимка, рассматривая ножик. — Твой отец не коммунист? Нет?
Петя спокойно рассматривал физиономию Тимки.
— Он не коммунист, только это все равно: мой отец завод охраняет.
— Как он там охраняет, подумаешь!
— Он охраняет. Он с ружьем охраняет.
Тимка снова вытаращил глазенки:
— О! С ружьем! А ты видел?
— Видел.
— Ружье?
— Ружье. Винтовка.
— А чего он домой ходит без винтовки?
— Не полагается. Винтовка казенная.
— И он стреляет? А в кого он стреляет?
— В кого? В бандитов стреляет.
— А теперь нет бандитов. А ты мне сделай такую лодку.
Петя улыбнулся доверчиво и оживленно:
— Ты возьми эту, а я себе сделаю.
— Да ну?
— Ты возьми. Я не жалею, ты не думай, что я жалею.
Тимке захотелось сделать что-нибудь приятное для Пети.
— А я тебе дам, знаешь что? Я тебе дам крючок для удочки.
— У меня есть крючок.
— А то будет два крючка. И будем вместе ходить за рыбой, хорошо? Эх, если б еще лодку!
— У моего отца есть лодка.
— Что? Есть лодка? — закричал Тимка в полном изумлении.
— Есть.
— Настоящая лодка? Настоящая? А где он взял?
— Он сам сделал.
Тимка перемахнул через ручей. Положительно, у этого Пети чудесное царство.
Он еще долго разговаривал с Петей и все больше и больше поражался. Петин отец, бородатый, строгий человек с военной выправкой, который каждый день проходил мимо их ворот в черной шинели, теперь представлялся Тимке настоящим волшебником. Смущала Тимку только неуловимая нотка грусти, которая то и дело слышалась на поверхности Петиных слов. Она вызывала у Тимки чувство симпатии, желание подружиться. Тимка сам никакого значения не придавал своим чувствам и был уверен, что самое главное в этом знакомстве — это настоящая лодка у Петиного отца, на которой можно будет плавать по реке и ловить рыбу.
Тимка дошел с товарищем до насыпи. Там в старой хате жил отец Пети.
Наступили сумерки, когда Тимка возвращался домой. Возле ворот никого уже не было, только Кирик с лопатой копошился над ручьем. Он обернулся на шаги Тимки:
— Что же ты? Взял и ушел!
— А разве что?
— А речку проводить?
Тимка вспомнил о проекте, и на душе у него стало неприятно. Но Кирик с радостным оживлением продолжал:
— Совсем не трудно. Смотри, вот сюда выкопать и сюда выкопать. А потом земли насыпать, и она потечет прямо во двор. Вот тогда вся река у нас будет.
Тимка держал в руках Петин подарок — лодку, сделанную из коры. Он вспомнил нотки Петиной грусти, и ему не захотелось отводить речку с улицы. Он сказал:
— А ребята будут ругаться.
— Пускай сколько угодно ругаются, какое наше дело? Зато у нас и речка будет и море. Мы еще и гавань сделаем! Гавань, понимаешь? И пристань. Ночью пароходы будут стоять в гавани.
— Только, чтобы Петя Губенко у нас играл. Хорошо?
Кирик задрал нос:
— Петька? А что ему у нас нужно?
— А он мне лодку дал. Вот какая лодка.
Кирик долго вертел лодку в руках:
— Это он сам сделал?
— Сам.
— Пускай и мне сделает.
Тимка ничего не сказал на это. Внутри у него что-то скрипело и царапало. Страшно интересно было иметь собственную гавань, но и Петю обидеть было невозможно.
— А когда будем копать?
— А давай, когда темно станет. Хорошо?
— Хорошо.
Много событий пробежало между обедом и тем моментом, когда снова в Тимкиной жизни встретились пироги.
Тимка не спеша прошелся мимо буфета, присмотрелся к Сереже. Сергей все зубрил геометрию. Тимка постоял возле буфета, потом вспомнил, что лодку, сделанную из коры, нужно отремонтировать — привязать парус. Он уселся против Сергея и занялся ремонтом. Мать принесла горящую лампу. Тимка закончил работу, поставил лодку на подоконник и долго любовался ею. В стекле окна отражалась вся комната и отражался буфет. Тимка с любопытством присмотрелся к этому отражению: буфет хорошо был виден, но о пирогах можно было только догадываться. Тимка быстро оглянулся: нет, пироги лежат по-прежнему.
Сергей закрыл книжку и пошел в кухню. Тимка вспомнил, что нужно идти работать по проведению новой реки, и вздохнул. Потом подошел к буфету, поднялся на цыпочки и открыл дверцу. Пальцы прикоснулись к лакированной поверхности одного пирога. Тимка расширил захват пальцев, сгреб оба пирога, прижал их к груди и тихонько закрыл буфет. Он неслышно прошел мимо кухни, а на первой ступеньке лестницы закусил первый пирог. Лестница была маленькая, всего ступеней десять, но пока Тимка дошел до нижней ступеньки, от пирогов осталось только несколько крошек, разбросанных на груди. Последний глоток Тимка сделал с поспешным усилием, потому что в открытую наружную дверь уже виднелся Кирик с лопатой. Тимкина глотка еще сжималась в последних рабочих усилиях, а лицо уже изобразило деловой интерес:
— И я возьму лопату, правда?
— Ты знаешь что? — сказал Тимка после того, как вооружился лопатой. — Давай мы сначала сделаем канавку, а потом — раз, раз и проведем.
— А как жн иначе, — ответил Кирик, — а то она по всему двору побежит.
Наступила темнота, но еще днем на небе стоял месяц, а сейчас он светил прямо на площадку двора. Тимка работал сосредоточенно и за работой все думал о том, как сказать Пете Губенко, чтобы он сделал лодку для Кирика.
— Крик, а если Петя не захочет сделать лодку?
— И пускай, — сказал Крик. — Я и сам сделаю. Подумаешь, какой лодочник. Я такую лодку сделаю, ты такой еще и не видел.
— А чем ты сделаешь?
— Да у отца целый ящик инструмента, чем хочешь, тем и сделаю. Хочешь стамеской, хочешь — рашпилем, хочешь — ножом.
— Рашпилем! Как же ты рашпилем лодку сделаешь?
Тимка задумался о рашпиле, а из-за рашпиля снова выдвинулся вопрос о Пете Губенко. С настоящей лодкой связывается счастливая область лета и летней мечты. Лодка — это и рыба, и ночевки на островах, и костры, и уха, и, наконец, матросы, раздающие ножики и умеющие делать переметы. Все эти блага, кроме
