глазами следит сегодняшний дежурный по бригаде Олег Рогов. От волнения его аккуратная прическа растрепалась, и ДЧСК издевательски спрашивает:
— А почему ты сегодня не причесывался?
Рогов с некоторым страхом поглядывает на Клаву и отвечает:
— Да понимаешь, беспокойства столько!
Потерявший надежду «поймать» бригаду, Касаткин задирает голову к лампочке:
— А лампочка, кажется, в мухах!
Ему отвечают хором:
— Да это разве мухи? Это точки такие! Каждое дежурство спрашивает.
Стекло такое!
А Игорь Чернявин в это время крепко спит. Черт его знает, дежурство хорошенькой Клавы им абсолютно не было предусмотрено. По движению голосов Игорь чувствует, что Клава уже стоит у его постели. И если секундой раньше Игорь еще дышал, как дышит каждый крепко спящий человек, то сейчас и дышать перестал. Серебряный голос Клавы спрашивает:
— Может, он заболел? Касаткин, проверишь потом.
Касаткин отвечает негромко:
— Есть проверить!
Но Нестеренко не может забыть «это несущественно».
— Кто заболел? Чернявин? Ты послушала бы, как он перед поверкой разговаривал. А потом взял и заснул сразу.
Клава тронула плечо Игоря:
— Чернявин! Чернявин, как тебе не стыдно?
Но Игорь не дышит и в самой далекой глубине души проклинает свой вздорный характер. Он невольно, сквозь досаду, представляет себе, как это было бы красиво, если бы он сегодня, хоть и новенький, самым точным образом отсалютовал этой девушке и вместе со всеми крикнул бы ей: «Здравствуй!» Очень возможно, что она обратила бы внимание на его оригинальное лицо и ехидную улыбку. Неужели она еще будет его тормошить? С облегчением он слышит голос своего шефа Санчо Зорина:
— Да брось его, Клава! Пускай лежит. Он еще совсем сырой!
Игорь слышит, как легкие шаги удаляются от его постели. Он приоткрывает глаз, видит движение к двери и снова закрывает глаз, потому что встречает карий, веселый и все понимающий взгляд Володьки Бегунка.
20. Несправедливость
Через час Игорь Чернявин весело вошел в столовую. Только остриженная под машинку голова несколько смущала Игоря, костюм у него самый новый, пояс самый изящный, лицо у него самое интеллигентное и интересное. Заканчивала завтрак первая смена, которая должна отправиться в школу. Игорь знал, что Нестеренко на него зол, ожидаются неприятные разговоры, но, с другой стороны, его продолжала увлекать роль остроумного протестанта. С уверенной грацией Игорь проходил через просторную, светлую, украшенную цветами, столовую. Скатерти сияют такой белизной, точно их сегодня переменили, или это утреннее солнце так радостно светит?
Из столовой многие уже выходили. Игорь не заметил насмешливых взглядов, направленных на него. Он знал свое место за столом и свое исключительное право на него. За этим столом, кроме Игоря, сидят Нестеренко, Гонтарь и Санчо Зорин. Действительно, Нестеренко и Санчо на своих местах, уже поели и разговаривают. За другими столами только одиночки заканчивают завтрак, а в конце столовой, возле Клавы Кашириной, вертится Володя Бегунок — самый верный признак того, что сейчас будет сигнал на работу. Но Игорь еще не работает, поэтому он весело подходит к столу и говорит свободно:
— А вот и мое местечко!
К удивлению Игоря, Нестеренко ничего укорительного на это не сказал, напротив, спросил по-своему добродушно:
— Выспался?
— Ох, и хорошо выспался! Меня будили, кажется?
— Кажется будили.
— Я что-то там такое говорил?
— Что-то говорил.
Санчо отвернулся к окну. Откуда-то взялся возле окна Миша Гонтарь и сердито посматривает на Игоря. Нестеренко увидел подходившую к ним Клаву и вежливо приподнимается навстречу:
— Спасибо, Клава, за завтрак. Хорошо накормила.
Это Игорю нравится. Санчо ему вчера рассказывал, что существует правило — за пищу благодарить дежурного командира.
— Не стоит, — говорит Клава.
Она смотрит на ручные часы и кивает Володьке, следующему за нею, как тень:
— Через минуту можешь давать.
Володька проделал трубой движение, отдаленно напоминающее салют. Нестеренко говорит ему тихо:
— Вот я скажу Алешке, как ты отвечаешь. Он тебе завинтит гайку.
Володька серьезнеет, краснеет и спешит к выходу, кстати, у него и дело есть.
Нестеренко недовольно обращается к Клаве:
— Ты, Клава, распускаешь пацана. Он мне так не ответил бы!
Клава улыбается. У нее прекрасные зубы, и она еще краше в улыбке:
— Да я и не заметила. И не привыкла. Второй раз дежурю. А это кто? Ты — Чернявин?
Чернявин вежливо поклонился.
— Почему ты прикидываешься в спальне? Такой большой, а прикидываешься, как ребенок.
Краска заливает лицо Игоря. Он хотел бы видеть в Клаве только хорошенькую девушку — и не в состоянии. Черт его знает, как получается, но никак он не может забыть о том, что она дежурный бригадир. Неужели шелковая повязка производит такое сильное впечатление? Игорь что-то лепечет, начинает сбиваться:
— Бывает… товарищ…
— Как это так «бывает»? А чего ты в столовую пришел?
— С вашего разрешения… кушать.
— Кушать! Разве тебе не объяснили? Опоздать можно не больше, как на пять минут. Раздача кончена двадцать минут тому назад. Столовая готовится для второй смены. Тебе объяснили?
— Мне говорил товарищ Зорин, но я выпустил из виду.
— Выпустил из виду?
Не дождавшись его ответа, Клава тронулась к выходу.
Это возмутило Игоря. Она говорить с ним не хочет! Неужели они здесь воображают, что ему неизвестны советские законы?
Игорь сделал шаг вперед и очутился перед Клавой:
— Позвольте, выходит так, что вы меня лишаете завтрака?
— Вот какой ты чудак! Ты сам себя оставил без завтрака. Почему ты не пришел?
— Значит, я без завтрака?
Нестеренко сказал мечтательно, глядя в сторону:
— Это малосущественно.
Игорь взялся за спинку стула, произнес медленно, веско, так, как он разговаривал с начальником почты:
— Оставление без пищи все-таки запрещено. Мне это хорошо известно.
Зорин пришел в восторг. Быстрой рукой он дернул по своей и без того всклокоченной шевелюре и
