Он по-детски готов был поверить в чудо. Бывают ведь счастливые совпадения. Вот, в газете пишут, с дома лепные украшения сорвались, чудом никто не пострадал. Сколько в Центре старых домов? Прогуляться бы Граеву под кариатидой.
Но чуда не случалось. Спустя несколько дней после разговора в конторе Граев появился вновь, выдал инструкции.
Сейчас Власов шел на встречу, с трудом сдерживаясь, чтобы не начать озираться по сторонам и судорожно выгибать сцепленные ладони, хрустя суставами — была у него такая дурная привычка в юности, вроде бы совсем забылась, и на тебе…
Еще издалека увидев фигуру своего помощника, полковник с сожалением подумал, что с ним придется расстаться. Не сейчас, конечно, пока бывший подопечный держался вполне пристойно, но скоро он выдохнется. Слишком долго жил спокойной сытой жизнью торговца, позволил себе поверить в безопасность, осесть, пустить корни. Теперь пиковая нагрузка его обязательно сломает, так что надо присматривать и, если признаки станут тревожными, принять меры. А жаль, жаль, толковый человек.
Заслышав шаги, Власов нервно дернул головой и шагнул глубже в тень заброшенного склада, медленно, но верно разваливавшегося на окраине портовых кварталов. «Э, батенька, вы совсем расклеились», — сочувственно подумал Граев.
— Что-то вы нехорошо выглядите, Анатолий Павлович, — сквозь зубы с зажатой в них папиросиной посетовал полковник и чиркнул спичкой. Затянулся, длинно выдохнул, наблюдая, как в свежем сыроватом воздухе тают серые клубы. — Итак, вы исполнили мой заказ. Это хорошо. Идемте же.
И он сделал приглашающий жест, словно радушный хозяин, зовущий гостей к столу.
Некогда компания «Артемьев и партнеры», владевшая здесь несколькими складами, процветала, но вскоре после войны выросшая ниже по Синельге новая пристань сделала дорогу к ним неудобной, и здания забросили. В последнее время городские власти активно взялись за перестройку припортовой зоны, но до этих кварталов, где до сих пор многие строения так и стояли разрушенными со времен войны, руки не дошли. Что и сделало их крайне привлекательными для бродяг-бичей и прочей бездомной публики.
Сюда и направился Власов. Обходя здание склада, он снова дернул головой, выпячивая подбородок. Граев понимал, что подчиненный не просто нервозен, а еле сдерживается, чтоб не развернуться, да и не припустить от него прочь по пустынным закоулкам. Сорваться в бега. Исчезнуть, раствориться, все что угодно, лишь бы не чувствовать рядом с собой страшное ледяное присутствие существа, которое окружающие по глупости и незнанию принимают за человека. Понимал он и то, что Власов никогда так не поступит. Слишком хорошо помнит, что бывало с беглецами — пленными или теми, кто не выдержал муштры. У кого сердце взрывалось, у кого глаза вытекали или кровь сочилась из всех пор. Держала его и жадность. Счет в банке, налаженное дело, стройная любовница, годящаяся в дочки, хороший дом на тенистой улочке, где так славно шелестят тополя. Хотя жить захочешь, и не с тем расстанешься. Но Граев держал возле себя не только кнутом. А пряник был заманчив — безумная надежда: а вдруг у куратора получится, и тогда он, Власов, окажется рядом с тем, кто навсегда изменит мир?
— Анатолий Павлович, быстрее, — поторопил полковник.
Власов прибавил шагу, лавируя между грудами мусора, собачьими кучками и тухлыми лужами. Отодвинув сгнивший грузовой поддон, он с усилием потянул на себя ручку перекошенной двери. Изнутри пахнуло нежилым холодом и слабым запахом нечистот.
Деловито отстранив помощника, полковник направился в глубь склада. Двигался он уверенно, словно оказался здесь не в первый раз и темнота не была ему помехой. Впрочем, подумал Власов, возможно, он действительно видит не хуже кошки или пользуется какими-то недоступными пониманию обычного человека чувствами.
— Не стойте там, Анатолий Павлович, несите свет, — раздался из темноты раздраженный голос.
Власов, плотно закрыв за собой перекошенную дверь, зажег мощный электрический фонарь. По углам длинного пыльного помещения разбежались уродливые тени, залегли меж пустых стеллажей, метнулись под потолок, где тревожно захлопали крыльями ночующие на балках перекрытия голуби.
Граев уже стоял возле двери, ведущей в конторку.
— Субъект там? — кивнул он на закрытую дверь, где все еще сохранялась табличка «Заведующий».
От обыденности, с которой был задан вопрос, Власова неожиданно передернуло. Хотя это именно он, переодевшись в какую-то неимоверную рванину, выискал по заданию полковника нестарого еще, крепкого бича, долго поил его дешевой водкой и, давясь, пил сам, терпеливо дожидаясь, когда собутыльник начнет впадать в забытье, потом волок его на себе, подбадривая жизнерадостными криками: «Васёк, ща дойдем, тут тепло, поспим». А после, пыхтя от натуги, крепко вязал уснувшего Васька по рукам и ногам и затыкал рот кляпом, проверяя, чтоб спящий не задохнулся. Его поразило, насколько быстро тело вспомнило навыки, вбитые в диверсионной школе. Пальцы сами вязали узлы, глаза цепко обшаривали территорию близ склада, примечая, нет ли слежки, изменилась даже походка. Но сейчас Власов снова боялся. Больше всего на свете хотелось очутиться далеко-далеко, и пусть все это окажется кошмарным сном. А может, и правда сон? Сейчас он повернется, уткнется носом в подушку или в душно пахнущие дорогими духами волосы Лизы, откроет глаза и вздохнет с облегчением. Ведь так уже бывало, прошлое возвращалось, но вдруг оказывалось, что нет ни тренировочного лагеря, ни мерзлого оврага, ни проклятого ящика, который охраняли чудовища. Только лунный луч, пробившийся сквозь штору, да дальний звонок раннего трамвая. Может, и теперь… Власов чувствовал, что начинает сходить с ума.
Войдя в конторское помещение, Граев откинул щиты, которыми его помощник прикрыл связанное тело, присел перед возмущенно замычавшим бродягой, деловито оттянул веко пленника и удовлетворенно кивнул:
— Годится. Идите наверх, я там видел остатки лебедочного блока. Перекиньте через него веревку. Надеюсь, веревку вы прихватили, как я просил?
У Власова пересохло во рту.
— Но как же — разве вы прямо сейчас, вот так? Ведь у вас нет никаких инструментов, нужен же ритуал, нужны специальные…
— Оставьте глупости. Делайте, что я сказал, — резко перебил его полковник, — у меня есть все, что надо. Все эти свечи и черепа — внешнее, для дураков и недоучек. Идите и приготовьте веревку.
Взбираясь по скрипучей лестнице на опоясывающий помещение широкий балкон, Власов никак не мог поверить в то, что сейчас произойдет. Тело продолжало действовать само — руки подтянули по стальному рельсу взвизгнувшую лебедку, перекинули прочную веревку так, что оба конца свисали почти до пола. Полковник уже тащил мычащую и извивающуюся жертву. Приподняв опутанные веревками ноги, с досадой бросил Власову:
— Да поскорее же, черт возьми, время уходит.
Словно со стороны, бывший диверсант наблюдал, как его руки держат тощие грязные лодыжки, пока полковник крепит веревку, затем тело несчастного бродяги вздернули в воздух, и он повис вниз головой, словно жуткая куколка древнего насекомого. Свободный конец веревки Граев закрепил, обмотав вокруг столба, поддерживающего стеллажи, и вернулся к жертве. Снял поношенный пиджак, аккуратно положил на пол и принялся снимать брюки.
— А вы что стоите? Разоблачайтесь, уважаемый. Или собираетесь в стороне стоять?
Власов покорно разделся и, безвольно опустив руки, смотрел на деловито срезающего с жертвы лохмотья полковника. Тело у Граева оказалось бледным, непристойно отсвечивающим в темноте, но крепким, сухим, безвозрастным.
— Держите его за плечи, чтоб не дергался, — скомандовал Граев.
Власов так и не понял, откуда возник в руке полковника тонкий изогнутый нож. Крепко схватив жертву за связанные руки, Граев начал стремительными росчерками резать спину несчастного. Порезы складывались в изящные завитки незнакомого Власову письма, но тут же исчезали в струйках крови, заливающей спину бродяги, который тоненько мычал и бестолково бился, пытаясь увернуться от ножа. Лицо его потемнело, глаза закатывались от ужаса, но сознания он не терял.
— Крепче! Крепче держать! — рявкнул Граев, продолжая полосовать спину жертвы.
Власов изо всех сил вцепился в плечи бродяги и опустил глаза, уставившись на трещину, змеившуюся по растрескавшемуся цементному полу. Но не видеть не получилось. Вскоре на пол начали падать тяжелые
