Небесные Колокольцы

Лучше потратить выходной.

* * *

Еще два дня полковник провел, гуляя по Бирену, ублажая себя сладким крепким кофе вприкуску с замечательным яблочным штруделем.

Он любил это время накануне активной фазы операции. Это приятное, щекочущее нервы состояние ожидания, когда жизнь вокруг еще сохраняет мирную расслабленность, но уже пройден некий рубеж, звуки, краски, ощущения делаются резче, насыщенней, чувства обостряются.

Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы,
И в аравийском урагане,
И в дуновении Чумы.

В этот раз Граев собирался просчитать все с особой тщательностью. Прежде всего ему нужно было сочинить для себя легенду. Операция должна была стать последней. Вселенная дарила полковнику шанс, и грех было им не воспользоваться.

В разговоре с ним представитель заказчика дал понять, что о прошлом полковника известно немногое. Это действительно было так. После войны Граев раскрыл лишь ту информацию, которая помогла ему приобрести в обществе репутацию нужного человека. Те, кто нуждался в его услугах, могли дознаться, что он покинул Республику вскоре после отречения последнего императора, новую власть искренне ненавидел, но в прямую борьбу не вступал, как человек прагматичный понимая ее бесполезность. Во время Большой войны он охотно сотрудничал с рейхом, но лишь потому, что его услуги прекрасно оплачивались.

Ему не было равных среди тех, кто мог незаметно проникнуть в страну, внедриться в какую-либо организацию, добыть нужную информацию, найти и доставить тот или иной артефакт. Подобных ему профессионалов по всему миру было несколько десятков, ценились их услуги очень высоко.

К тому же полковник Граев был знающим. Или, как называли их простецы, магом.

Никто не знал, где и когда он оттачивал свои природные способности, кто был его учителем, какое образование, кроме военного, получил. Во время войны полковник позаботился о том, чтобы последние свидетели его молодости исчезли, а архивы сгорели.

Это обстоятельство давало полковнику массу преимуществ. Например, никто не мог с точностью сказать, какими данными о том или ином предмете доставки полковник обладает. А знал он много, но никогда этим знанием не пользовался, хотя не раз через его руки прошли артефакты, способные даровать огромное могущество. Полковника не интересовала их дальнейшая судьба. Абсолютное соблюдение условий договора являлось гарантией его безбедной жизни и полного доверия заказчиков.

Граев собирался сыграть один раз, и на все.

И день, которого он ждал начиная с того момента, как залитый солнечным светом Лидно его молодости остался по ту сторону огненных валов, стирающих город с лица земли, наконец настал.

Полковник с первых же слов представителя заказчика понял, о каком предмете тот говорит.

Небесные Колокольцы. Легендарный артефакт, вывезенный, если верить обрывочным сведениям, Корниловым из Азии во время одной из своих авантюрных экспедиций. Сокровище, дающее тому, кто знает, как им распорядиться, возможность изменить свою судьбу. Например, вернуться в свое прошлое и прожить жизнь заново, попутно меняя окружающий мир, приспосабливая его к своим желаниям, осуществляя самые безумные мечты.

Впервые Колокольцы проявили себя в жизни Граева, когда тот был еще совсем юнец, ученик, подмастерье. Водя окоченевшей рукой по выбитым в камне заброшенного храма строкам, он почему-то представил себя ребенком, взбивающим подушку. Мир для того, кому пели свою песню Колокольцы, становился пластичным, податливым, словно подушка под детскими руками, обещающая подарить самый сладкий сон.

Выбрался он из того храма в скале чудом. Три дня, спотыкаясь, падая, соскальзывая вниз по склону, спускался в засыпанную снегом долину. Как не сорвался в одну из укрытых белым покрывалом скальных трещин — непонятно. Но выжил. Только потом долгое время звенели в ушах колокольчики. Тонко, мелодично, легко.

Еще дважды проявлялись на его жизненном пути Колокольцы. А потом грянула первая Большая война. Не выдержав предательства купчишек и разночинцев, отрекся государь, началась смута. Лидно переходил из рук в руки, пока в одну из ночей не прокатился через городок огненный вал. Немногочисленные выжившие уверяли, что целью тех, кто создал огненное чудовище, был штаб квартировавшей в городе части, сохранявшей верность государю.

Граев узнал о трагедии уже за границей. Ночь он пил, накачивался совершенно не подходящим для того, чтобы забыться, пахнущим аптекой шнапсом, наутро сунул голову под кран, долго стоял, чувствуя, как постепенно немеет затылок, после растерся жестким полотенцем… И стал жить только для себя.

Узнав, что Лидно отстроили, хмыкнул и выбросил информацию из головы как ненужную. Во время второй Большой войны (Отечественной, как ее назвали купчишки), готовя агентов для заброски в тыл Республики, с мстительным наслаждением вспоминал старый город, учил, как выжить среди хамья. После того как авиация рейха накрыла Лидно, во многих кварталах города не осталось ни единого целого здания. Граев тогда прослушал сообщение по радио, выключил приемник и вернулся к подготовке лекций в школе диверсантов.

Его Лидно остался в шестнадцатом, там всегда тепло и по тротуарам гуляют улыбчивые няни с малышами. Так было.

Так будет снова.

Даже если для этого придется опрокинуть весь мир.

* * *

В восемь утра теплым сентябрьским воскресным днем Владислав соскочил с подножки тридцать четвертого трамвая, пересек мостовую и неторопливо, наслаждаясь едва ощутимым ароматом прокаленных солнцем осенних листьев, двинулся по аллее Ипатьевского бульвара. В восемь двадцать он стоял напротив подъезда дома двадцать два, сделал еще несколько шагов и, устроившись на лавочке, с которой хорошо просматривался подъезд, углубился в чтение газеты.

Конечно, усесться вот так, почти перед глазами объекта, — наглость несусветная, но Воронцов хотел проверить, сумеет ли паренек его почуять, а потому укрылся за легчайшим, почти не требующим сосредоточенности, маревом. Обычный человек, не знающий прошел бы мимо скамейки, будто она пустая. Точнее, он бы его прекрасно видел сидящего, но вместе с тем ни за что бы не вспомнил, был ли там кто, а о том, чтобы вдруг подойти и заговорить, прохожий даже и не задумался бы.

Трюк этот не действовал на животных, маленьких детей и тех, кого бюрократы числили «отдельными группами граждан», в книгах и газетах именовали «магами», а обыватели называли попросту «этими». Владислав, как и многие другие, предпочитал слово «знающие».

Денис вышел из дома в десять пятнадцать, ведя за блестящие рога сильно изогнутого руля старенький, но ухоженный велосипед. Если Воронцов не ошибся — довоенный МВЗ. Утренняя теплынь обещала жаркий денек, и парень оделся соответствующе — в чистую, вылинявшую до белизны тенниску, светлые парусиновые брюки и брезентовые спортивные тапочки на босу ногу.

На руле велосипеда болталась хозяйственная сумка, а на багажнике Денис хитроумно закрепил трехлитровый молочный бидон.

Воронцов решил, что следить за поездкой шестнадцатилетнего парня в магазин — занятие нестоящее, и продолжил чтение. Впрочем, то, что Денис посмотрел в сторону скамейки — рассеянно, не фиксируя