– Но мы не получали сигналы с других кораблей. Впрочем, эти мины порой ведут себя самым неожиданным образом. Одна из них вполне могла сработать сама по себе, – заметил Мак, сидевший у технического пульта.
Его слова показались мне неубедительными.
– Никогда прежде не слышала ни о чем подобном, – заявила я.
Встав, я почувствовала страшную боль в суставах. Теперь, когда первоначальное волнение улеглось, усталость охватила меня с новой силой.
– Думаю, что все эти вопросы мы должны задать членам экипажа.
Ли говорила спокойно, но ее голос чуть заметно дрожал.
– Будем надеяться, что нам это удастся, – сказала я и зевнула.
Очень хотелось остаться и понаблюдать за ходом спасательной операции, но я понимала, что если немного не вздремну, то не сумею задать интересующие нас вопросы оставшимся в живых.
Когда я переступила порог своей квартиры, система автоматического включения освещения не сработала. В темноте я наступила на что-то мягкое и, тихо выругавшись, щелкнула выключателем. Сенсорное реле опять барахлит!
На полу у двери валялась груда грязной одежды, брошенной там, чтобы не забыть отправить в переработку. Я переступила через ворох комбинезонов и прошла к столу, на котором стояли два монитора и в беспорядке лежали дискеты, чипы с информацией, пластиковые папки и грязные чашки.
По первоначальному проекту предполагалось, что этот довольно просторный блок будет служить жилищем для одного, максимум двух человек. Но после того как появились корабли сэрасов, площадь жилья, занимаемого представителями администрации, пришлось уменьшить. Мне предложили оставить за собой прежние апартаменты, но я решительно отказалась, поскольку не могла допустить, чтобы мне предоставлялись какие-либо льготы. Позже, когда выяснялось, что отныне я должна жить в одном блоке и пользоваться одной ванной комнатой с тремя другими одинокими женщинами, я пожалела о совершенной мной глупости. Но тогда я считала, что все мы должны чем-то жертвовать. Блок из четырех спален, располагавшихся вокруг центральных помещений – кухни и ванной, предназначался для одного, а не для четырех человек. Все мы страдали от невозможности уединиться.
Моя комната имела запущенный вид, как жилище, которое не любит хозяин. Я приходила сюда, только чтобы переночевать, и то не каждую ночь. У одной стены стояла койка, рядом квадратный регуляционный шкаф. Обстановка была очень простой, в ней отсутствовал голубой цвет, характерный для всех остальных интерьеров станции. Все в моей комнате было серым после переработки или кремовым, не поддающимся регуляции. Стеганое одеяло моей бабушки, небрежно свернутое у стены, являлось единственным ярким пятном, в котором великолепно сочетались веселые живые краски.
Термопростыня ниспадала с узкой кровати на пол, я сбросила ее с себя двое суток назад, когда в полночь ушла по делам. Когда я нагнулась и приподняла край простыни, то увидела лежавшую на полу фотографию. Я взяла ее в руки и тщательно вытерла. Со снимка на меня смотрели пять хорошо знакомых лиц. Это была настоящая фотография, единственная вещь, оставшаяся мне от прабабушки после ее смерти. Она, должно быть, знала, что бесполезно оставлять мне по завещанию землю или деньги. Внутри прозрачного пластикового футляра изображение постепенно выцветало и блекло, так что черты запечатленных на фото женщин теперь уже было трудно различить. Чем дольше я смотрела на снимок, тем больше размывалось изображение. Глазница становилась тенью от листьев, прядь волос – порывом ветра. Но затем свет и тень вновь принимали реальные очертания, и женщины снова выглядели так, как много лет назад в тот день, когда они снимались у раскидистого зеленого дерева, стоя среди пыльного двора. На заднем плане на фоне глухой стены виднелись тени играющих детей.
Я вновь вгляделась в высокую фигуру прабабушки. Чем-то обеспокоенная и настороженная, она как будто пыталась скрещенными на груди руками отразить невидимых врагов. Демору Хаазе, которая до конца своих дней оставалась упрямой и вспыльчивой, я любила с той страстью, с которой маленькие дети иногда любят своих пожилых родственников. Как утверждала моя бабушка, Демора поощряла все мои дурные привычки. Рядом с ней на снимке – невысокого роста женщина, глава окружного суда. Ее лицо выражает спокойствие и уверенность, но пальцы рук нервно сцеплены. Четвертой слева со слегка смущенным видом стоит Марлена Альварес: пухлая и коренастая, она одета в дешевое хлопчатобумажное платье, ее усталые глаза как будто смотрят сквозь камеру куда-то вдаль. За спину Альварес пытается спрятаться доктор Нерис Кауни, на ней длинное белое одеяние. Она – единственная из всех – улыбается, хотя трудно сказать, делает ли это просто потому, что стоит перед объективом фотокамеры или ее рассмешила чья-то шутка. Кауни сменила мою прабабушку на посту министра здравоохранения. В стороне от этой группы, несколько обособленно, как будто подчеркивая тем самым свое отличие от остальных женщин, стоит последняя из крупных землевладельцев этой области. Все другие бросили свои ранчо и ушли с насиженных мест или влились в ряды наркобаронов, лишь она одна пожертвовала свои земли городу и осталась, чтобы наблюдать за возрождением его экономики, находящейся в руках гильдий и коллективных хозяйств.
На картах город назывался Лос Лагос Хемелос, то есть озера-близнецы, по имени двух озер, которые располагались в долине и в период сезона дождей выходили из берегов, но в народе его называли Лас Мухерес. Интересное совпадение: самое близкое к Абеляру созвездие, видимое с Земли невооруженным глазом, – Близнецы.
Лица на фотографии очаровывают и притягивают меня. Я смотрю на черно-белое изображение и удивляюсь, где они брали силы, как эти обычные на вид женщины сумели сделать в своей жизни так много.
Я со вздохом откладываю в сторону снимок, падаю на кровать и пытаюсь разуться, упершись носком одного ботинка в пятку другого. Меня мучает смутное чувство, что я забыла сделать что-то важное.
Питание, вот что. Я обещала Элеонор, что буду есть регулярно, но со всей этой суетой вокруг корабля со спящим экипажем совсем забыла о своем обещании. Неудивительно, что меня подташнивает и голова немного кружится.
Так называемый космический рацион, рассчитанный на два дня, мы получаем раз в неделю. Обычно я съедаю его в первые же несколько дней, после чего, как предполагается, мы должны использовать другие ресурсы для поиска средств пропитания. Вздохнув, я встала и прошла в общую кухню, чтобы поискать припрятанные там продукты. Терпеть не могу готовить, но мне предстояло заняться именно этим нелюбимым делом или отправиться в кафе, расположенное на другой стороне уровня «Гамма».
Световой датчик с запозданием, но все же сработал, отреагировав на мои движения, и в тесном помещении зажегся свет. Я увидела большой, высотой по пояс, стол с металлическими выдвижными ящиками. Лейтенант Ли, одна из тех трех женщин, с которыми я жила в этом блоке, недаром жаловалась,
