освобождение». А сам Фидель Кастро на одном из митингов объявил: «Десять миллионов тонн сахара представляют собой гораздо больше, чем тонны сахара, гораздо больше, чем экономическую победу, это испытание, моральное обязательство перед страной. И именно потому, что это есть моральное обязательство, мы не можем потерять ни грамма из этих десяти миллионов тонн <…>Если десять миллионов тонн будут меньше на один фунт, мы заявляем всему миру, что это станет поражением, а не победой»[540].
Ажиотаж вокруг «магической цифры» достиг такого масштаба, что Фидель Кастро даже отменил торжества и выходные дни в период празднования католического Рождества в конце декабря 1969 года, что было неслыханным событием для Кубы!
К чести Фиделя Кастро, он сумел заставить все кубинское население проникнуться главной задачей ближайших лет. Почему именно такое количество сахара хотел получить Фидель Кастро, ведь в самый рекордный год при прежней власти в 1952 году было собрано около 7,3 миллиона тонн? Расчеты, проведенные экспертами Генерального штаба сельскохозяйственных работ, возникшего на базе ликвидированного к тому времени ИНРА, показывали, что на Кубе было много резервных площадей для посевов. А сахарные заводы были задействованы всего лишь четыре месяца в году. Долг Кубы Советскому Союзу и другим странам увеличивался в геометрической прогрессии. На Кубе ежегодные темпы роста продукции не превышали 2,5 процента. К тому же к 1969 году, по некоторым оценкам, по поставкам сахара Куба имела долг перед СССР и странами соцлагеря в 7,5 миллиона тонн. Только социалистическим странам Куба была должна более 2 миллиардов долларов. Серьезный дефицит в госбюджете покрывался растущей эмиссией денег.
На этом фоне росли потребности Гаваны в импорте и, следовательно, в валюте. Таким образом, все это, исходя из объективной оценки экономических реалий Кубы, можно было покрыть и обеспечить в самом оптимистичном случае лишь за счет увеличения урожая сахарного тростника. Кубинцы предложили Советскому Союзу подписать долгосрочное торговое соглашение. Гавана обязалась наращивать свой экспорт в СССР до 5 миллионов тонн сахара в год, ровно половину от обещанных 10 миллионов тонн урожая в 1970 году. А Москва, в свою очередь, идя на существенные уступки, обязывалась покупать сахар по цене не 4 сентаво за фунт, а по 6,11 сентаво.
В торговле между Кубой и СССР сложилась практика взаимных расчетов, когда разница в объемах взаимных поставок товаров и предоставления услуг, которая постоянно была в пользу СССР, покрывалась путем предоставления Кубе кредитов. Естественно, кредиты увеличивались как снежный ком. Иностранцы, которые работали на Кубе, не понимали, как Москва, вкладывая огромные средства в экономику острова, не боится потерять это в один миг. Ведь западные страны не давали кубинцам капитал под «обеспечение обещаний». К примеру, за те же кредиты, полученные Кубой от Англии и Франции, Гавана должна была рассчитаться кофе на протяжении нескольких лет. (Англия предоставила в 1968 году Кубе коммерческий кредит в 60 миллионов долларов на пять лет, гарантируемый английским правительством, а Франция на 50 миллионов, также с гарантией своего правительства.)
Конечно, новое торговое соглашение между Москвой и Гаваной противоречило здравому экономическому смыслу. По идее увеличение поставок по законам экономики ведет к снижению оптовой цены, но уж никак не к ее росту. Но щедрой Москве не жаль было денег на поддержку братских стран. Другое дело, что теперь на риск шел лично Фидель Кастро, который, запустив громкий лозунг, бросил все силы на сбор «заоблачного урожая»: партийные кадры, десятки тысяч военных, студентов, городских рабочих, самую лучшую технику.
Фидель Кастро рисковал самым дорогим, что у него было, – абсолютным доверием своего народа. Он не имел права проиграть. В противном случае он из небожителя превратился бы в простого смертного. Фидель личным примером показывал, как надо стремиться к покорению казавшейся недосягаемой планки. Причем участие Фиделя в сборке тростника не было показушным, он не красовался перед камерами, демонстрируя «отвагу на субботнике», а выбирал самую тяжелую работу. Фидель Кастро каждое утро(!) по четыре (!) часа рубил тростник и к весне 1970 года нарубил более 200 тонн.
«Помню август 1969 года, – рассказывал Фидель о своем участии в „сахарной жатве“. – Я выбрал место недалеко от столицы. Каждое утро я выезжал туда очень рано. Несожженный тростник был зеленым, раннего сорта, высокой урожайности, с высоким промышленным выходом. Я рубил в течение четырех часов подряд, не останавливаясь ни на минуту. Кто–то другой затачивал мачете. Ни разу я не нарубил меньше 3 —4 тонн в день. Затем я мылся, спокойно обедал и отдыхал где–нибудь поблизости. Я заработал несколько бонов в знаменитую сафру (сахарная жатва. –
Куба действительно вышла на сафру 1970 года, как на последний бой. Только 10—15 процентов были профессиональными рубщиками, остальные 85—90 процентов – рядовыми гражданами, которые не за деньги, а за идею вышли на сахарные поля, поверив своему «верховному вождю».
Однако по мере того, как неумолимо приближалась столь долгожданная дата – 1970 год, становилось ясно, что поставить рекорд, вероятно, не удастся. Старым заводам не хватало мощности, а часть закупленного за границей нового оборудования не прибыла вовремя. Средства, которые выделялись Кубинским государством на реконструкцию сахарозаводов, оказались освоенными наполовину. В результате, несмотря на героические усилия кубинцев, план по переработке сахара был сорван.
К сожалению, усилия кубинцев часто пропадали даром из–за плохой организации труда, из–за нечеткой постановки задач и целей и из–за их многообразия. Так, например, призыв Фиделя Кастро направить в Камагуэй 50 тысяч добровольцев в некоторых районах выполнялся только в принудительном порядке. Постоянное отвлечение квалифицированной рабочей силы на сельскохозяйственные работы стало вызывать протест населения, чего не наблюдалось раньше. Студенты стали возмущаться тем, что их часто отрывают от учебы. Бесконечные призывы и лозунги кубинских руководителей порождали сомнения в целесообразности поставленных «задач десятилетия». Среди военных пошли разговоры о том, что хотя старый строй и был плох, но зато были еда и одежда, а не лозунги и общественная работа.
Порой кубинские руководители, пытаясь отличиться, издавали абсурдные распоряжения. Глава МВД, например, приказал сотрудникам своего ведомства приходить на службу в военной форме, но при этом запретил им в форме стоять в очередях в магазинах. Представьте себе положение женщин, сотрудниц министерства, которые лишались возможности в обеденный перерыв или после работы посещать магазины, где без очередей вообще ничего нельзя было купить.
Фидель Кастро сильно переживал, находился на грани нервного срыва, ведь он рисковал самым дорогим – репутацией человека слова, который всегда сдерживал свои обещания.
Но не все зависело от него. Кубинцы опять оказались бессильны перед природной стихией, которая, как назло, проявила свой нрав в самый неподходящий момент. Из–за сильных дождей в провинции Камагуэй пропало большое количество посевов, а в провинции Ориенте, напротив, была засуха.
Существовал и пресловутый человеческий фактор. Не все были готовы, как Фидель, работать на одном энтузиазме. В 1968 году Кастро уволил министра сахарной промышленности Кубы Орландо Боррего, который высказал сомнение в том, что в 1970 году Куба выполнит поставленную Фиделем задачу и соберет 10 миллионов тонн сахара. Как оказалось впоследствии, разжалованный министр был прав, а тогда верх одержали работники, которые безропотно поддержали Кастро, веря, что команданте эн хэфэ никогда не ошибается.
Фидель Кастро не избежал главного соблазна, который подстерегает «абсолютных правителей», – появления касты угодников, которые готовы сдувать со своего начальника пылинки и говорить ему, что «все идет по плану». Они не перечили главнокомандующему, надеясь, что на переговорах в Женеве на конференции государств—экспортеров и импортеров сахара кубинцы добьются квоты в размере 2,5 миллиона тонн сахара для продажи на свободно конвертируемую валюту. И тогда сказочный урожай принесет небывалые доселе валютные поступления в бюджет республики.
В этом же 1968 году Фидель Кастро снял своего брата Ра–мона с поста администратора автобазы, обеспечивающей перевозку сахарного тростника в провинции Ориенте, и назначил его администратором
