по всему телу. Генеро беззаботно зашлепал по лужам, щурясь от дождя и что-то насвистывая.
На автобусной остановке стоял мужчина, а может быть, высокая женщина (трудно было разобраться из-за дождя) во всем черном. Черный плащ, черные брюки и туфли, черный зонт, который надежно закрывал голову. Подъехавший автобус обдал остановку огромной волной. Двери резко раскрылись, и человек забрался в автобус. Машина отъехала от остановки, вызвав еще одну волну, которая достигла ног Генеро.
– Ах ты идиот! – закричал он и принялся стряхивать грязь со штанин. В этот момент полицейский заметил сумку. Она стояла рядом со столбом, на котором висел график движения автобуса. – Эй, эй! – заорал Ричард Генеро вслед автобусу. – Сумку забыли!
Его крики утонули в реве мотора и монотонном шуме
Дождя.
– Черт! – пробормотал полицейский. Генеро подошел к столбу и взял маленькую синюю сумку, фирменную, очевидно, какой-то авиакомпании. В белом кругу виднелась красная надпись 'Серкл Эйрлайнз'. Ниже белел девиз 'Серкл Эйрлайнз': 'Мы летаем вокруг земного шара'.
Сумка оказалась не очень тяжелой. Маленький кожаный кармашек держался на ремешках, а под целлулоидным квадратиком находилась бирка для имени и адреса, которые владелец сумки не потрудился заполнить.
Ричард Генеро с кислой миной расстегнул молнию и полез в сумку, но тут же отдернул руку. Лицо полицейского исказилось от ужаса и отвращения, мозг пронзила мысль: 'Господи, неужели опять?..' У Генеро внезапно закружилась голова, и он схватился за столб.
Глава 2
В комнате детективов 87-го участка парни обменивались воспоминаниями о дежурствах, которые они несли, работая полицейскими.
Можно не согласиться со словом 'парни'. Возможно, нельзя называть парнями группу мужчин, возраст которых колебался от 28 до 42 лет, которые каждый день бреются, спят с различными женщинами, ругаются, как пираты, имеют дело с самыми нецивилизованными представителями рода человеческого со времен неандертальцев. Простота и невинность, заключенные в слове 'парни', может, не совсем подходят к детективам 87-го участка.
С другой стороны, в сыскном отделе в этот противный дождливый мартовский день витал дух мальчишеской невинности. Трудно поверить, что смеющиеся и внимательно слушающие мужчины, столпившиеся вокруг стола Энди Паркера, это и есть люди, которые ежедневно сталкиваются с преступниками и преступлениями. Комната детективов чем-то напоминала школьную раздевалку, а сами детективы – футболистов, школьников старших классов, болтающих перед последним матчем сезона. Они пили кофе из бумажных стаканчиков, полностью расслабившись в нехитром и неряшливом уюте комнаты. Энди Паркер походил на воинственного защитника, вспоминающего самые трудные моменты матча против 'Сентрал Хай'. Откинувшись на спинку вращающегося стула и прискорбно качая головой, он рассказывал собравшейся вокруг команде:
– У меня однажды была такая цыпочка. Я остановил ее рядом с эстакадой, недалеко от семнадцатого причала. Знаете это место?
Все кивнули.
– Ну так вот. Она рванула на красный как раз в начале спуска, а затем еще и развернулась под эстакадой. Я задудел, она затормозила. Я подошел к машине и сказал: 'Леди, вы, должно быть, дочь мэра, раз так водите машину'.
– Она действительно оказалась дочкой мэра? – спросил Стив Карелла. Этот худощавый, мускулистый малый, раскосые глаза которого выдавали его восточное происхождение, сидел на краю стола со стаканчиком кофе в больших руках и внимательно смотрел на Паркера. Карелле не особенно нравился сам Паркер и его методы, но он вынужден был признать, что Паркер умеет рассказывать со смаком.
– Нет, что вы! Дочка мэра, провалиться мне на этом месте! Она была.., дайте мне рассказать до конца.
Паркер поскреб щетину. Он всегда брился по утрам, но к пяти часам у него отрастала щетина. Высокий, лохматый, с темными глазами и волосами, он постоянно имел неряшливый вид. Если бы не полицейский значок, который Паркер носил приколотым к бумажнику, его легко можно было бы принять за одного из воров, которые частенько посещали 87-й участок. Паркер так походил на голливудский стереотип гангстера, что его нередко останавливали усердные полицейские из других участков, принимая за подозрительного субъекта. В таких случаях он немедленно доказывал, что он детектив, и начинал орать на бдительных фараонов. Подобные разносы, хотя он никогда не признавался в этом, доставляли ему большое удовольствие. По правде говоря, Энди Паркер, может, даже специально слонялся по территории других участков, надеясь, что его остановит ничего не подозревающий полицейский.
– Она сидела на переднем сиденье в одном купальнике, – продолжал Паркер, – и длинных сетчатых чулках. Блестки усыпали черные трусики, а крошечный лифчик пытался спрятать самые большие сиськи, какие я видел за всю жизнь, клянусь богом. Я наклонился в машину и сказал: 'Леди, вы только что проехали на красный свет и к тому же развернулись на двойной белой линии. И еще вы появились в общественном месте в непристойном виде. Что скажете?'
– И что же она сказала? – не выдержал Коттон Хоуз, единственный из детективов, который не пил кофе. Хоуз предпочитал чай. Эту привычку он приобрел еще в детстве. Отец Хоуза был протестантским священником, и каждый день паства Хоуза-старшего собиралась к ним домой на чай. Маленький Хоуз по причинам, известным только отцу, тоже принимал участие в ежедневных чаепитиях. Горячий и крепкий чай не повлиял на рост Хоуза в детстве, и сейчас Коттон имел рост шесть футов два дюйма босиком. Этот рыжий гигант весил сто девяносто фунтов.
– Она уставилась на меня здоровенными голубыми, как у куклы, глазищами, захлопала ими и заявила: 'Я спешу. Если вы намерены выписывать чертову квитанцию, валяйте, только побыстрее!'
– Фу! – фыркнул Хоуз.
– Я поинтересовался, куда это она так спешит. Девчонка ответила, что ровно через пять минут она должна выйти на сцену.
– Какую сцену? В одном из стриптизных клубов?
