– Я его не помню, – признался Фрэнки. – Апосто там был, это точно, потому что это он ударил первым. А этого Дипаче я, кажется, и в глаза никогда не видел. Да и какая разница, ведь и так ясно, что главным зачинщиком был Рейрдон.
– А что случилось тогда? – спросил Хэнк.
– Тот день выдался очень жарким, – сказал Фрэнки. – Было даже еще жарче, чем сегодня. Мы слонялись по улице, маясь от безделья и жары, а потом кто-то из ребят предложил пойти в бассейн. И тогда мы взяли плавки и полотенца, поймали такси и…
– Такси?
– Ну да, нас было шестеро, так что во что нам это могло обойтись? Всего по десятицентовику с носа или около того, включая чаевые. Мы набились в такси и отправились прямиком к бассейну. Затем оставили свои вещи в раздевалке и вышли к воде. Безо всякой задней мысли, просто собирались поплавать…
(Солнечный августовский день, на улице стоит невыносимая жара, и столбики термометров неуклонно ползут все выше и выше, к рекордной для города Нью-Йорка отметке. Полдень, раскаленное солнце в зените, а градусник, установленный на кирпичной стене, где находятся душевые, показывает 100, 6 по Фаренгейту[23]. Из раздевалки появляется компания пуэрто- риканских подростков; они направляются к бассейну, со стороны которого доносится привычный для любого пляжа гул голосов, нечленораздельный рокот, похожий на шум океанского прибоя, сопровождаемый другими, более отчетливыми звуками – плеском воды, смехом и поскрипыванием глухо вибрирующей подкидной доски на вышке.
Небесно-голубой прямоугольник бассейна сверкает на солнце, и на поверхности его водной глади играют солнечные зайчики. В эту субботу здесь собралось много народу, но это и не удивительно: по выходным здесь всегда многолюдно. Большинство посетителей бассейна – молодежь, так что игры и развлечения на воде и у воды самые обычные: одни купальщики сами упражняются в нырянии, другие сбрасывают пронзительно визжащих девиц с бортика в воду, где тем временем уже разгорается настоящий морской бой, и юные наездницы гордо восседают верхом на плечах у своих воображаемых боевых коней.
Появление пуэрто-риканских подростков, похоже, не вызывает протеста у кого-либо из отдыхающих. Они идут медленно, настороженно поглядывая по сторонам: ведь все-таки им пришлось оказаться на чужой территории, какой бы нейтральной она теоретически ни была. Но их выход прошел благополучно, оставшись почти никем не замеченным. В компании шесть человек. Один темнокожий, другой – белый, а остальные – смуглые, разной степени загара. Темнокожий подросток – его зовут Майк – говорит только по-испански. Он не хочет учить английский, потому что боится, что если научится хорошо говорить по-английски, то его будут принимать за негра. Сам факт владения испанским языком для него является предметом особой гордости, а потому он упорно сопротивляется своим школьным учителям, тщетно пытающимся заставить его учить английский. Другой подросток, Альфредо, тоже не очень хорошо говорит по-английски, однако он, в отличие от своего товарища, занимается усердно. Это сообразительный, умный мальчик, но в его школе преподают сплошь коренные Нью-Йоркцы, не понимающие ни слова по-испански, так что учеба дается ему нелегко. Он так же искренне верит в Бога и, будучи убежденным католиком, носит на шее цепочку с миниатюрным золотым крестиком. Подростки входят в воду. Они по-прежнему держатся вместе и плывут друг за другом, выстраиваясь в цепочку и стараясь не отставать. Спасатель на бортике окидывает их маленькую компанию равнодушным взглядом и возобновляет прерванную беседу с блондинкой, которая, судя по всему, совсем не против поскорее скинуть верхнюю деталь своего открытого купальника.
Амбал Рейрдон выпрямляется и отходит от фонтанчика с питьевой водой. Он высок и великолепно сложен для молодого человека, регулярно упражняющегося в поднятии гирь. Он заказал гири по почте, увидев рекламу на последней странице обложки в книжке комиксов. Ему пришлось все лето проработать в бакалейной лавке, чтобы скопить деньги на эту покупку. Однако его отец не воспринимает тренировки сына всерьез. «Вот мне никакие гири не были нужны, – говорит он. – Я целыми днями вкалывал на чертовой железной дороге, будь она неладна, шпалы укладывал, так что мои мускулы самые что ни на есть настоящие. А у тебя – так, видимость одна. И вообще, все эти твои „качки“ – слабаки». Он также предупредил Амбала, что «выбросит грохалки к чертовой матери» после первой же жалобы соседей. Так что Амбал тренируется с предельной осторожностью, а выжимает он свои гири каждый вечер по два часа кряду. Он поднимает их к самому потолку, а потом очень осторожно опускает на пол, потому что не хочет, чтобы соседи из квартиры этажом ниже устроили скандал из-за того, что он, видите ли, нарушает своими упражнениями их драгоценное спокойствие. Иногда он выходит в кухню, обхватывает своими могучими руками стройную талию матери и без труда поднимает ее. Ему нравится демонстрировать перед ней свою силу. Мать же всякий раз при этом начинает недовольно верещать. «Поставь меня на место, идиот», – приказывает она, но уж он-то знает, что ей это тоже нравится. В душе Амбал уверен, что он сильнее своего отца, и ему ужасно хочется убедиться в этом. Например, помериться с отцом силами в арм-рестлинге. Но его отец вечно занят – он не пропускает ни одной телетрансляции бейсбольных матчей. Кроме того, Амбал опасается, что отец может – разумеется, совершенно случайно – выйти победителем из этого состязания, и уж тогда он точно будет обречен до конца жизни выслушивать его бесконечные правдивые воспоминания о дурацкой железной дороге. И еще ему не хочется уронить свой авторитет в глазах матери.
Его мать не знает, что он состоит в уличной банде. Она постоянно предупреждает сыночка об опасностях, якобы подстерегающих его на улицах Гарлема, то и дело напоминая ему, чтобы он ни в коем случае не брал сигарет у незнакомых, даже когда те угощают. «Вот так они и сажают нормальных ребят на наркотики, – не устает повторять она. – Будь осторожен, Арти. Гарлем просто-таки кишит уличными торговцами наркотиками». Амбал не стал говорить ей, что один раз уже курил марихуану. Так же как и не признался в том, что до сих пор не попробовал более сильного наркотика лишь из-за страха, что это может пагубно сказаться на его физической силе. Он обожает чувствовать себя сильным. И прозвище Амбал ему тоже очень нравится. Он выбрал его себе сам, а потом стал делать вид, что это как будто бы ребята из банды его так прозвали.
Амбал подходит к краю бассейна и смотрит на воду, немедленно замечая пуэрториканцев. Изо всей компании ему знаком лишь Фрэнки Анарильес, с которым ему уже доводилось сталкиваться и прежде, но тогда вроде бы все обошлось. Однако ему известно, что Фрэнки – президент Всадников. Он также знает, что – по негласной договоренности – бассейн считается нейтральной территорией. Во всяком случае, до сих пор конфликтов на этой почве здесь не возникало. Да и теперь он вовсе не собирается специально затевать с ними ссору. Просто уже само по себе созерцание пуэрто-риканских подростков в бассейне отчего-то вызывает в его душе безудержный прилив злости.
Амбал подзывает к себе жестом Апосто, который сию же минуту вылезает из воды и направляется к нему.)
Бэтмен. Чего тебе, Амбал?
Амбал. Ты только глянь на воду.
(Бэтмен смотрит, но не замечает ничего особенного. Вообще-то он очень часто не улавливает суть вещей с первого раза. Соображает медленно и на просьбы реагирует не сразу. Из этого оцепенения его может вывести лишь одно-единственное обстоятельство – драка. Он дерется, повинуясь какому-то
