богатый, роскошный край с судоходными реками и древними прекрасными городами Яннанъ, Жучжоу, Луманцзы. Узурпаторше Шэси это было только выгодно; из банды чудовищ она состряпала наместников и государственных чиновников. В Яшмовой Империи распустились ядовитые цветы зла: рабство, взяточничество, обман, грабеж и несправедливость. Некому было судить по правде и истине, ибо и правда, и истина отныне стали запрещены в Империи Белой Яшмы. Простолюдинов притесняли так, что слышался хруст костей, а высокородные предатели пировали и предавались омерзительным порокам при новой императрице...
Побратимы покойного императора Жоа-дина, владыка Хошиди и светлый князь Семун, объявили войну узурпаторше Шэси, мстя за смерть законного государя. Но эта война им же принесла несчастье, поскольку адская армия Шэси была бесчисленна и непобедима. Так настали времена, когда Яшмовая Империя превратилась в ужас как для прочих стран, так и для собственных подданных.
Юный Гао-дин, мальчишка без роду и племени, был провозглашен императором, Шэси же объявила себя при нем императрицей-регентшей. Но настоящая власть, разумеется, сосредоточилась исключительно в ее руках. Гао-дин нужен был лишь для того, чтобы подданные считали его неузаконенным сыном погибшего императора. Впрочем, Шэси отлично понимала, что народ, чья страна подверглась чудовищным переменам, не станет разбирать, законно или незаконно вершится неправда. Бесконечные войны, набеги, неурожаи и голод стали повседневностью, и, как говорили в то время, некуда было обратить взор, чтобы среди туч увидеть хоть проблеск солнечного света.
Из Яшмовой Империи бежали ученые, художники, поэты, музыканты — они отправлялись на далекий неизведанный Континент Мира и Свободы, в загадочную страну под названием Тарсийское Ожерелье, в надежде, что там обретут лучшую долю... Те же, что остались на родине, подвергались гонениям вместе со всеми своими близкими. Новая человекоубийственная вера императрицы Шэси требовала полного искоренения того, что называют «возвышенной жизнью», поэтому в Яшмовой Империи особыми указами были запрещены наука, философия, музыка, живопись и поэзия. Даже каллиграфия и вышивка частично оказались под запретом: отдельный указ императрицы Шэси под страхом жестоких пыток и мучительной казни запрещал употребление Высокого Стиля Письма и начертание где бы то ни было Пяти Высших Иероглифов: «Любовь», «Добродетель», «Милосердие», «Мудрость», «Справедливость». Столь глубокая ненависть узурпаторши к благословенному искусству каллиграфии объяснялась весьма просто.
Дело в том, что в каждом жителе Яшмовой Империи глубоко сидит древнее убеждение в чудотворной силе начертанного иероглифа, особенно если это Высший Иероглиф. «Написанное — свершится» — так говорили мудрецы Пренебесного Селения, и не было оснований им не верить. Оттого и запретила Шэси Высокий Стиль и чудотворные Иероглифы, ибо страшилась их непонятной для ее черного сердца благословенной силы. Страшилась Шэси и живописи — ведь, говорят, кисть художника способна создавать и разрушать миры, изменять все сущее, поскольку сам Первосоздатель Вселенных был художником... От музыки же у императрицы Шэси случались истерические припадки, которые можно было унять только новым кровопролитием. Шэси нравился лишь грохот боевых барабанов да рев труб, возвещающих о начале очередной казни или набега. О, верно говорят, что нечистый душой трусливей всех и пугается того, что другим приносит радость.
Из страны ушла красота и поэзия, вместо нее воцарился ужас и смерть. Даже природа почувствовала произошедшие в Яшмовой Империи перемены. Там, где раньше радовали глаз прекрасные цветы и деревья, теперь буйно разрастались ядовитые дурманные травы, чей сок жжет кожу как огонь, а запах дурманит голову и губит человека. Благородные драконы больше не поднимались из морских глубин и не дарили людям жемчуга истинной мудрости. Божественные фениксы-фанхуаны скрылись в глухих горах и непроходимых лесах, еще не оскверненных присутствием человека. Зато не стало отбою от лис-оборотней, свирепых черных пчел, размерами превосходящих кролика и в полете кричащих «гуй, гуй, гуй! », а также крылатых тигров, чьи тела щетинились ядовитыми иглами. Воистину, будто разверзлись врата Первой преисподней, и в Яшмовой Империи появились жуткие существа, о которых раньше и говорили-то испуганным шепотом!
В небе кружили птицы с огненными глазами и раскаленными, как железо в горне, клювами. Стоило такой птице клюнуть человека, он сгорал как щепка; клюнет дерево — начинался лесной пожар. Из далеких степей прискакали стада зеленокожих зверей жомжом — эти уродливые твари были людоедами и охотно нападали как на одиноких путников, так и на целые деревни. В западных провинциях видели быка — с белой головой, одним (золотым) глазом и длинным хвостом в виде жалящей змеи. На пути этого быка пересыхали реки и увядала трава, он предвещал нашествие болезней и смертей на всю Яшмовую Империю. А чудовищный птицезмей с четырьмя крыльями, шестью глазами и тремя ногами везде, куда ни прилетал, вносил общее смятение и предвещал неминуемую погибель новорожденных младенцев.
Границы Яшмовой Империи теперь охранялись не так строго, как при прежних, достойных императорах, ведь узурпаторша Шэси только и мечтала о том, как лишить Пренебесное Селение былой мощи и славы. И вот через разрушенные крепости и сторожевые посты на земли Белой Яшмы хлынули со всех сторон мутные волны странного люда, рвавшегося к местным богатствам и благодатям. Явились племена четырехруких и двухголовых людей, жадных до всякой пищи. Они опустошали рисовые поля, сжирали посевы на корню, не брезговали ничем. Тех, кто пытался им противостоять, они руками разрывали на части, потому что руки у них были из железа. Из-за дальних гор пришли люди с зубами-сверлами и глазами-алмазами. Были эти люди весьма свирепы, разбойничали на больших дорогах и даже завоевывали некоторые малые города. Атаковали Яшмовую Империю и прочие уроды: дырявогрудые — имевшие в груди дырку, так что их невозможно было убить копьем; беглоголовые — у них головы жили отдельно от тел и имели дополнительные ноги, росшие от самых ушей. Беглоголовые нападали так: сначала на тощих ногах прыгали в атаку головы, а потом уж шли тела, наводя на противника смертный ужас. Беглоголовые сами не свои были до рыбы пузанки, которая всегда в изобилии водилась в реках Яшмовой Империи. Потому все реки и приречные места кишели беглоголовыми монстрами...
Но главные богатства и земли, конечно, достались приспешникам самозваной императрицы — огнеглазым убийцам и наемникам Ардиса. Шэси не зря дала им все права на беззаконие — эти убийцы и наемники готовы были защищать ее так, как не защитили бы собственных матерей, хотя, говорят, у таких чудовищ матерей не бывает...
Каждый новый день императрицы Шэси начинался с чтения доносов или получения вестей о новых сражениях, разрушениях, напастях. Шэси сидела на престоле дворца Алой Крови устрашающая и гордая, как будто была Владычицей ада. Рядом стоял другой престол, поменьше — его занимал самозванец Гао-дин. В государственных делах он ничего не понимал, Да и не старался понять, ибо пуще смерти страшился своей приемной матери. От скуки Гао-дин хлопал золотой мухобойкой жирных мух, которые после той ночи, когда был убит законный император, в изобилии водились во дворце, и не было никакой возможности от них избавиться, не спасали ни отравляющие курения, ни липкая бумага. Возле престола императрицы, помимо обычной охраны и слуг, ежедневно находились восемь жертвенных детей — на тот случай, если с Шэси случится припадок и ей потребуется свежая кровь и плоть. Детей забирали из самых благородных семейств Империи — тех семейств, которые еще не успели бежать за границу...
Поначалу Шэси упивалась своей властью и творящимися кругом разрушениями и беззакониями. Но прошло время, и ее стала одолевать скука. Шэси не развлекали казни, не веселили пытки, не радовали вести о победах ее черной армии, да и глупый приемыш Гао-дин вызывал раздражение и отвращение. Шэси уже жалела о том, что так легко разделалась с императором Жоа-дином: ведь если бы она вела с ним затяжную кровопролитную войну, с многолетней осадой дворца, шпионажем и прочими военными хитростями, ей было бы чем себя занять. А подписывать смертные приговоры да издавать указы об очередном повышении налогов — вот тоска! Разве к этому она стремилась! В ней клокотала ярость, как лава в кратере вулкана, и не находила выхода.
От беспросветной скуки у Шэси началась бессонница. Теперь императрица ночами напролет бродила по дворцу, пугая охрану и слуг. Она выходила на площадь для казней, потом направлялась к дворцовому пруду, в котором иногда кого-нибудь собственноручно топила, но нигде и ни в чем не находила развлечения. В одну из таких прогулок Шэси ушла слишком далеко от своего дворца и вдруг поняла, что заблудилась.
Она стояла среди настоящего леса, так поначалу ей показалось. Потом она поняла, что это разросся орешник и лиственницы, бывшие раньше за северной дворцовой стеной. Стену давно сломали, благородный мрамор превратили в мусор, и теперь деревья постепенно наступали на дворцовый комплекс.
