про негра, который решил стать полицейским, пока Роулз не велел ей закрыть ее вонючую пасть, так как они пришли по делу.
Блум начал с вопроса, где был Кроуэл вчера вечером от половины седьмого до половины девятого. Кроуэл сперва смутился и захотел узнать, спрашивает Блум про вчерашний вечер от половины седьмого до половины девятого или про сегодняшний, то есть имеет ли он в виду вечер пятницы или вечер четверга? Блум доложил ему, что сейчас два часа ночи, следовательно, уже суббота, двадцать седьмое августа, а его интересует вчерашний вечер, а именно вечер пятницы, двадцать шестого августа, от половины седьмого до половины девятого.
— О, — сказал Кроуэл и стал объяснять, что в пятницу вечером (как раз тогда, когда убили Санни Мак-Кинни и утопили в моем бассейне) он был с Летти, которая пришла принять душ, так как ее душ все еще сломан, вот и все.
— Это правда? — спросил ее Роулз. — Ты здесь с половины седьмого прошлого вечера?
— Совершенно верно.
— Продолжительный душ, — заметил Роулз.
— Кто-нибудь из вас выходил из квартиры за это время? — поинтересовался Блум.
— Мы оба были здесь все время, правда, Летти?
Летти кивнула.
— Надеюсь, вы не будете возражать, если мы немного посмотрим, что здесь есть.
— Зачем? — удивился Кроуэл.
— Вы знали, что Джек Мак-Кинни покупал ферму ломкой фасоли? — спросил Блум.
— Смотри, мы можем найти кое-что, — предупредил Роулз.
— Что?
— Ты не возражаешь, если мы поищем?
— Нет, не возражаю. Я знал, что Джек покупал ферму.
— А знал, что он собирается делать с ней?
— Полагаю, выращивать фасоль.
— А как насчет марихуаны? — спросил Роулз.
— А у вас она есть? Я бы не отказалась, — вмешалась Летти, заигрывая с черным полицейским.
Роулз даже не улыбнулся.
— На этой земле Мак-Кинни собирался выращивать марихуану.
— Вот это да!
— Вы не знали об этом, а?
— Впервые слышу, — сказал Кроуэл. — Здорово!
Это ничего не значило. Либо Кроуэл действительно не знал о планах Джека Мак-Кинни выращивать травку, либо Санни рассказала ему все, и он лгал. Во всяком случае, Блум спросил:
— Как вы думаете, куда девалась Санни?
— Не знаю, — пожал плечами Кроуэл.
— Кто такая Санни? — поинтересовалась Летти.
— Одна знакомая девушка.
Тем временем Роулз начал бродить по комнате, как будто в поисках чего-то особенного, хотя не осмеливался открыть комод или чулан без разрешения. Кроуэл наблюдал за ним краем глаза. Роулз делал вид, что не знает, что за ним следят, он просто продолжал поиски, как толстокожий носорог.
— Я спрашиваю, потому что мы очень хотим ее найти.
— Я хотел бы помочь вам, — сказал Кроуэл.
Роулз открыл дверь в ванную и заглянул внутрь. На полу лежало большое банное полотенце. Возможно, Летти заходила сюда после всего принять душ. Не поворачиваясь, Роулз сказал:
— Мы считаем, что она могла убить брата, вот почему.
— Да? Вы так думаете? — спросил Кроуэл.
— Хорошие же девушки на тебя вешаются, — заметила Летти.
— Иначе, — сказал Блум, — зачем ей убегать?
— Ну… — промямлил Кроуэл.
— Мы считаем, причина в этом. — Роулз обернулся и спросил: — Это ваши трусики, мисс? На трубе душа?
— Мои здесь, под платьем, — ответила Летти и посмотрела на Кроуэла.
— Интересно, чьи же они? — Роулз пожал плечами. — В этом причина, мы считаем. Она пошла проведать его той ночью…
— Санни, — пояснил Блум, — той ночью, когда был убит ее брат.
— И попросить, чтобы он взял ее в долю, — закончил Роулз фразу.
— Но он выгнал ее.
— Поэтому она заколола его.
Летти снова взглянула на Кроуэла.
— Белая шваль, — пояснил ей Роулз, — эта девушка, о которой мы говорим.
Он подмигнул ей, как будто они оба с древней африканской мудростью правильно оценили белых девушек, которые убивают своих братьев, а потом оставляют свои трусики в душевых. Летти, не моргая, внимательно вслушивалась в то, о чем говорили, и старалась понять, что к чему, но Роулз совершенно сбил ее с толку. Блум это знал. Она обеспечивала Кроуэлу алиби на время от половины седьмого до половины девятого вчерашнего вечера, и они не торопясь, спокойно старались выведать все у нее и у Кроуэла.
— Она не приходила сюда вчера днем, нет?
— О ком вы спрашиваете? — уточнил Кроуэл.
— О Санни.
— Нет. Я только что сказал вам, что с половины седьмого здесь была Летти.
— Кто говорит о половине седьмого?
— Вы сказали, что хотите знать, где я был между…
— Да, но кто сказал что-нибудь о том, что Санни приходила сюда в половине шестого?
— Я думал, вы спросили…
— Мы спросили, приходила ли она вчера днем сюда, вот что мы спросили.
— Вы имеете в виду — сегодня днем?
— Называйте, как вам угодно, — сказал Роулз. — Хотите, продолжайте думать, что сегодня — это вчера, прекрасно. Мы говорим о вчерашнем дне, о пятнице, двадцать шестом августа.
— Сегодня суббота, — добавил Блум, — вам известно это?
— Да, известно.
— Итак, приходила она сюда вчера днем или нет?
— Нет.
— Ни в половине шестого, ни раньше, верно?
— Верно.
— Тогда что делают ее трусики на трубе душа? — спросил Роулз.
Он не знал, принадлежат эти трусики на самом деле Санни или, быть может, королеве Елизавете, хотя вряд ли Ее Величество носила кружевные черные бикини. Его вовсе не интересовало, чьи это были трусики. Вся эта болтовня о трусиках нужна была ему, чтобы заставить Кроуэла перейти к обороне и вызвать у Летти обиду на то, что она не единственная женщина, которая пользуется его душем.
— Это не ее, — сказал Кроуэл. — Не Саннины. Она все забрала с собой, когда уходила из квартиры. Кроме купальника. Мне кажется, я уже говорил вам об этом.
— И с тех пор она не возвращалась, так? Со вторника, верно?
— Да, со вторника, кажется, это был вторник.
— Тогда чьи это трусики? — спросил Роулз. — Малышка, ты уверена, что они не твои? — Он опять подмигнул Летти.
— Мои на мне, — ответила Летти. — Ты хочешь еще раз взглянуть на них? Убедиться, что они не убежали в ванную и не прыгнули сами на трубу?
— Может быть, позднее, — усмехнулся Роулз.
