Красавица и чудовище

Бенни Фрейд, пожалуй, самый известный адвокат по уголовным делам в Калузе. По словам моего партнера Фрэнка, это объясняется тем, что Бенни и сам похож на уголовника. Не знаю, как полагается выглядеть уголовникам. Мне как-то попала в руки книга по психиатрии, в которой были фотографии как шизофреников, так и вполне нормальных людей вроде нас с Фрэнком. Когда эти фотографии показали шизофреникам и попросили выбрать среди них те, которые им больше всего понравились, они безошибочно указали на фотографии шизофреников. Не знаю, что хотели доказать этим тестом.

Но наш задавала Фрэнк прав относительно того, что Бенни по внешности похож на уголовника, впрочем, может, это потому, что слишком много уголовников прибегают к его услугам, когда у них возникают нелады с законом. Лично мне кажется, что Бенни похож на кокер-спаниеля. Он крошечного роста — 5 футов 8 Дюймов самое большее, я бы сказал, хрупкого телосложения, у него продолговатое лицо, простодушные карие глаза и взлохмаченная каштановая шевелюра, в которую он каждые три-четыре минуты запускает пальцы. К тому же он непрерывно курит. В среду, в половине одиннадцатого утра он сидел в своем кабинете и попеременно то курил, то ерошил свои волосы. Похоже было, что прошлой ночью ему не удалось как следует выспаться Очевидно, по той причине, что я вытащил его из постели в одиннадцать часов и уговорил поехать со мной в полицейский участок, где Лютер Джексон — тот рыбак, чья лодка стояла на якоре неподалеку от Уиспер-Кей в ту ночь, когда убили Мишель, — без колебаний опознал Джорджа Харпера. Именно этот человек, по его словам, преследовал ее на пляже. Опознание провели как положено: поставили в ряд шесть человек, пятеро из которых были полицейскими калузского отделения полиции. После опознания окружной прокурор допросил, — вернее, попытался допросить Харпера. Но мы с Бенни посоветовали ему не отвечать на вопросы.

В девять утра я поехал в суд, где проходило так называемое «предварительное слушание дела», которое проводят обычно на другой день после ареста обвиняемого и на котором определяют сумму залога. Однако в ноябре прошлого года Верховный суд штата Флорида установил новые правила: теперь даже тот, кому предъявлено обвинение в совершении тяжкого преступления, может быть освобожден под залог. Но суд вправе отказать в освобождении под залог, если суду представлены несомненные доказательства вины этого человека или презумпция его виновности не вызывает сомнений. Окружной прокурор может возражать против освобождения обвиняемого под залог; в этом случае прокурор предъявляет суду улики, достаточно убедительные, чтобы в соответствии с законом признать подсудимого виновным. В конечном итоге суд решает вопрос об освобождении под залог по своему усмотрению.

Окружной судья, проводящий слушание, тут же объявил, что вопрос о залоге мне следует ставить перед федеральным судьей, который позднее будет проводить судебное разбирательство. Федеральный судья в ответ на мое ходатайство мог бы запросить немыслимую сумму залога — порядка полумиллиона долларов, но он счел возможным отказать мне, сославшись (хотя мог бы этого и не делать) на особо жестокий характер преступления. Джордж Харпер был препровожден в окружную тюрьму дожидаться решения Большого жюри: признает оно его виновным или освободит из-под стражи. Большое жюри должно было заседать в следующий понедельник 23 ноября.

— Позвольте мне рассказать вам кое-что о практике действия уголовного законодательства, — сказал Бенни, затянувшись сигаретой. — Уголовное законодательство включает в себя понятие виновности или невиновности. Вы можете возразить мне, что в бракоразводном процессе вопрос ставится таким же образом… Вас не задевает такое сравнение?

— Нисколько, — успокоил его я.

— Все равно, вы можете возразить мне, что бракоразводный процесс, — по крайней мере, во многих штатах — также включает в себя понятие виновности или невиновности. Но супругам, подавшим заявление о разводе, даже если один из них нарушил священные обеты (тут Бенни, убежденный холостяк, насмешливо улыбнулся, подняв глаза к небу)… не выносят обвинительного приговора, если, конечно, не брать в расчет обременительных алиментов.

— Что было бы весьма уместно, — возразил я.

— Пусть так, однако, как бы ни была велика вина одной из сторон в бракоразводном процессе, им не грозит ни тюремное заключение, ни смерть на электрическом стуле, что является высшей мерой наказания за убийство первой степени в нашем штате, а именно по этой статье предъявлено обвинение нашему другу Джорджу Н. Харперу. Кстати, что означает буква «Н»?

— Не знаю, — ответил я.

— Так вот, Мэттью, — продолжал Бенни, погасив окурок, и так старательно принялся приглаживать свои волосы, как будто хотел стереть с пальцев никотиновые пятна, — уверен, вы помните Кодекс профессиональной этики, согласно которому адвокат имеет право взять на себя защиту подсудимого, невзирая на свое личное мнение относительно его виновности или невиновности… Вы где заканчивали юридическую школу?

— На Северо-Западе, — ответил я.

— В таком случае вам, конечно, известен этот кодекс.

— Я знаком с ним.

— И адвокат имеет право защищать подсудимого, даже если уверен в его виновности.

— Да.

— Не будь этого Кодекса, тогда и человеку невиновному могли бы отказать в праве на надлежащую защиту, и вся наша законодательная система полетела бы в тартарары, и в этой справедливой стране вместе с адвокатами исчез бы и правопорядок. Цитирую: «Где кончается закон, начинается деспотизм», — по-моему, Оливер Уэнделл Холмс.

— В чем вы пытаетесь убедить меня, Бенни?

Он вынул из пачки, лежавшей на столе, еще одну сигарету чиркнув спичкой, зажег ее и, выпустив в потолок громадный клуб дыма, спохватившись, задул спичку.

— Так вот, Мэттью, — продолжал он, — если вы беретесь защищать клиента в уголовном процессе, — не имеет значения, верите вы или нет в его виновность, — тогда вы намерены, — и это также записано в Кодексе, Мэттью, — вы намерены отстаивать его интересы, как это определено законом нашей страны, чтобы только в результате беспристрастного судебного разбирательства выносилось решение о лишении человека жизни или свободы. Уверен в точности цитаты, хотя Кодекс у меня под рукой, можете сами проверить.

— Мне вполне достаточно ваших слов.

— Благодарю.

— И все же: о чем вы толкуете, Бенни?

— Мэттью, я весьма признателен вам за то, что прошлой ночью вы вытащили меня из постели. Так приятно появиться в два часа ночи в полицейском участке…

— Было только одиннадцать.

— А мне показалось, что два. Но не в том дело, подумаешь — не поспать ночь! Я в восторге от этих олухов из отдела окружного прокурора, слушать их речи — одно удовольствие, Мэттью. Не в этом дело. Кодекс дает мне право защищать человека, в виновности которого я уверен, но он не налагает на меня обязательств взяться за защиту. Уверен, что Джордж Н. Харпер виновен. А я уже много лет назад взял за правило никогда не защищать человека, в виновности которого уверен. Вот почему я так часто выигрываю уголовные дела. Поскольку защищаю только невиновных, мне чаще всего и удается добиться оправдательного приговора.

— Бенни…

— У меня еще одно твердое правило: не защищать человека, если он мне не по душе, даже если уверен в его невиновности. И я не в восторге от Джорджа Н. Харпера, не спрашивайте меня, почему. Вот поэтому, невзирая на глубокую благодарность за то, что вы посреди ночи вытащили меня из постели и заставили отправиться с вами в город, не позволив даже побриться, — должен отклонить ваше предложение защищать интересы мистера Харпера в этом деле.

— Бенни, ему нужен опытный адвокат, — сказал я.

— Вы и сами опытный адвокат, Мэттью.

— Я плохо разбираюсь в уголовном законодательстве.

— Тогда пусть это дело ведет защитник, которого назначит суд.