Красавица и чудовище

дня, как вернулся из Веро-Бич. Он был в Майами до прошлой ночи, до моего звонка.

— Мне просто непонятно…

— Я просто напоминаю тебе, что ты расспрашиваешь человека о том, что мы уже выяснили…

— Можете уточнить, когда именно вы находились дома, мистер Дэвис?

— Весь день, — ответил Дэвис.

Это была его третья ошибка. Я прилетел в Майами в среду и разговаривал с женой Дэвиса Леоной, его самого дома не было. Я решил окончательно прояснить этот вопрос.

— Находились ли вы дома в половине шестого — в шесть часов вечера?

— Весь день, — снова повторил Дэвис. — Да, постойте, выходил купить сандвичи для ленча.

— Но все остальное время…

— Не выходил из дома весь день.

— Должно быть, мы разминулись, — заметил я.

— Что?

— Я был у вас в среду, приблизительно в половине шестого, как раз перед заходом солнца, разговаривал с вашей женой. Я не видел вас, мистер Дэвис.

Он посмотрел на меня.

— Тогда вы правы, мы с вами, должно быть, разминулись.

— Ваша жена говорила о моем визите?

— Нет.

— Странно, не находите? Если вы были в Майами в среду и я разминулся с вами, разве ваша жена не рассказала бы вам о нашем разговоре?

— Да она когда рассказывает, когда — нет.

— Но ведь она рассказала о визите Харпера в воскресенье, пятнадцатого ноября, верно? Когда вы вернулись из Веро-Бич?

— Да, о Харпере Леона мне рассказала.

— И вы не уезжали все это время из Майами?

— До прошлой ночи, когда мне позвонил вот этот детектив Блум.

— Вы не приезжали в Калузу в один из этих дней?

— Нет, сэр, не приезжал.

— Тогда откуда вам известно, что Мишель Харпер была зверски избита в воскресенье ночью, пятнадцатого числа?

Мой вопрос насторожил его. Он заколебался, не зная, какой ему придерживаться тактики: начисто отрицать все или просто замолчать. Он решил рискнуть и не отказываться от своих слов. Это была его последняя ошибка.

— Мне рассказала Салли.

— Салли?

— Оуэн. Она позвонила, хотела поболтать с женой, а Леона куда-то вышла, и к телефону подошел я. Вот она и рассказала мне об этом.

— Когда это было, мистер Дэвис?

— В понедельник, наверное.

— В тот день, когда убили Мишель?

— Наверное.

— Так в понедельник или нет?

— Да разве теперь вспомнишь? Послушайте, что происходит, о чем это вы толкуете? Я нахожусь здесь, чтобы помогать полиции, а вместо этого…

— Он прав, Мэттью, — прервал его Блум. — Мне не нравятся твои вопросы. У меня и в мыслях не было, что ты устроишь парню допрос третьей степени.

— Спасибо вам, детектив Блум, — сказал Дэвис, тут же с добродетельным видом повернувшись к Блуму. До него еще не дошло, что мы вместе с Блумом, как два охотника, идем по следу, загоняя зверя в ловушку. Дэвис все еще не понимая, что Блум, затаившись, как охотник в кустах, ждет удобного случая, чтобы вступить в борьбу.

— Может, вы не хотите отвечать на вопросы? — спросил Блум Дэвиса.

— Конечно, мистер Дэвис имеет право не отвечать на вопросы, если таково его решение, — подтвердил я.

— Именно так, мистер Дэвис, — подхватил мои слова Блум. — Даже если вы решите прервать допрос, вы не станете для нас подозреваемым, мы будем рассматривать вас как свидетеля, который согласился сотрудничать с нами. Это ваше право, мистер Дэвис: если захотите, в любой момент можете прекратить отвечать на вопросы.

Блум только что выполнил тройное сальто в воздухе и вовремя успел ухватиться за перекладину трапеции. Согласно правилам Мирандо — Эскобедо, полицейский офицер во время допроса не имеет права давать советов, а тем более угрожать допрашиваемому, если только тот сам не обратится к нему за консультацией и попросит совета: отвечать ему на вопросы или же послать всех к чертовой матери. Блум не давал советов Дэвису, детектив только повторил ему то, о чем говорил раньше: Дэвис имеет право не отвечать на вопросы. Я, в свою очередь, не сказал ему открытым текстом, что если он откажется отвечать на вопросы, то автоматически начнет действовать презумпция виновности. Как и было задумано, наша игра строилась на интонациях и намеках. И попробуй потом, прослушивая запись, доказать, что интонация была не та. Но дело было сделано: семя упало на подготовленную почву.

— Черт побери, — заявил Дэвис, — я явился сюда, чтобы отвечать на ваши вопросы касательно Джорджа, а теперь…

— Все так и было, — подтвердил Блум.

— Так что же мне делать?

— С чем?

— Должен я отвечать на вопросы?

— Я не имею права советовать, — ответил Блум, внеся полную ясность в этот вопрос и обезопасив таким образом себя от упреков в нарушении указа.

Дэвис посмотрел мне прямо в глаза.

— Салли Оуэн позвонила мне в понедельник и сказала, что Мишель избили, да.

— Который был час, не помните?

— Утром.

— Рано утром?

— Не очень. Часов в восемь, что-то около этого.

— И рассказала вам, что прошлой ночью Мишель зверски избили?

— Да. Вообще-то Салли хотела рассказать все это Леоне, понимаете, но Леона вышла…

— В восемь утра?

— Ну… да. За… апельсиновым соком. На завтрак. Леона выскочила за апельсиновым соком.

— И в это время позвонила Салли Оуэн?

— Да.

— И подробно рассказала вам, как избили Мишель.

— Да.

— А сказала она, что это Джордж Харпер так зверски избил свою жену?

— Да.

— А Салли откуда узнала об этом?

— Ей рассказала Мишель.

— В восемь утра?

— Наверное. Если Салли позвонила в восемь…

— Тогда Мишель должна была рассказать ей об этом до восьми, не правда ли?

— Наверное, так.

Он врал без зазрения совести, как продавец подержанными автомобилями. В то утро в моем кабинете Мишель рассказала мне, что она пришла к Салли Оуэн в девять утра. В восемь часов Салли не могла знать,